Моя легендарная девушка
Шрифт:
Агги подошла ближе и буквально нависла надо мной. Я опустил глаза, избегая ее взгляда, мне стало стыдно, что мы до такого докатились. Она сказала, что мне нора, и потянула меня за руку, пытаясь поднять на ноги. Во мне проснулся обиженный пятилетний ребенок, какой живет в каждом грустном пьянчуге, и я заявил, что она больше не имеет права прикасаться ко мне. Думаю, это ее напугало. Она села в кресло напротив меня и едва сдержала слезы.
— Что тебе от меня надо, Вилл? — Теперь уже она избегала встречаться со мной глазами. Я попытался найти в выражении ее лица доказательства, что она меня действительно узнала — того меня, которого любила — и не нашел. — Что ты хочешь мне сказать? Все кончено, и ничто не изменит моего решения.
— Ничто-ничто? — спросил я, стараясь поймать ее взгляд.
Я сказал, что мне нужно у нее спросить, я хочу знать, что я такого сделал, что она меня больше не любит.
Вот что она сказала, дословно:
— Дело не в тебе, а во мне. Я изменилась. Я думала, я смогу стать такой, какой ты хотел меня видеть. Какое-то время я тоже этого хотела. Я хотела любить и быть любимой, как это бывает в фильмах, и ты подарил мне такую любовь. И за это я тебе буду вечно благодарна.
Это была какая-то бессмыслица. Она говорила красивые слова, но значили они всего лишь «спасибо, было очень весело».
— Но что я сделал не так?
— Ты не давал мне расти, Вилл. Я с тобой встречаюсь с девятнадцати лет. Но я уже другая! А ты все такой же, ты совсем не изменился — ты не растешь вместе со мной. Теперь мы — разные люди. Я задыхаюсь. Не могу пошевелиться. Как будто ты запер меня в клетку.
Я попытался объяснить ей, что совсем не хочу запирать ее в клетку. Я сказал, что она может пользоваться своей свободой и делать все, что пожелает. Но она сказала, что уже поздно. Теперь ей хочется чего-то нового.
Одна вещь меня просто добила.
— Это как в той песне, — сказала она с непроницаемым видом, — «если любишь — отпусти».
Я ушам своим не поверил. Она не только разбила мне жизнь. Она мне еще и Стинга цитирует.
Чтобы задеть ее, я запел, удачно, как мне показалось, имитируя манеру исполнения бывшего солиста «Полис» [55] . Но ее это не позабавило. Я понимал, что наш разговор закончится полным разрывом, если я прямо сейчас не сделаю что-то такое, что объяснит ей, какую жестокую ошибку она совершает. Но как я ни старался, я ничего не мог придумать. Однако хуже всего было то, что я начинал трезветь, а между тем именно в этот момент мне хотелось быть пьяным в стельку, потому что только этот факт мог объяснить, почему я рыдаю у нее в гостиной.
55
Музыкальная группа «новой волны», в которой Стинг играл и пел с 1977 по 1983 год.
Она встала, показывая мне, что с нее хватит. Я тоже поднялся, пошел к входной двери и открыл ее. Она проводила меня. На пороге я обернулся, посмотрел на нее глазами, полными слез, и спросил:
— Агги, что тебе нужно? Почему — не я?
Она посмотрела на меня без выражения и закрыла дверь.
Я смыл за собой и надел штаны. Вернулся на кухню — тостер давно выплюнул мои тосты, и они остыли.
Ненавижу холодные тосты.
17:47
По моим представлениям, если бы мы тогда не расстались с Агги, мы бы все еще были вместе. По крайней мере, мне так казалось. И если бы мы оба нашли хорошую работу, мы, возможно, могли бы зарабатывать так, чтобы жить в Лондоне примерно как Алиса и Брюс — в элегантной квартире где-нибудь в Хайгейт [56] , а не в этой ободранной обувной коробке в Арчвее. Конечно, я не знал этого наверняка, но мне нравилось представлять, что в каком-нибудь параллельном мире у нас все сложилось хорошо.
56
Парк с прилегающим к нему районом в Лондоне.
Я всю жизнь не мог дождаться своей очереди поиграть в дом. В тринадцатилетнем возрасте (хотя, оглядываясь назад, я не уверен, что мне тогда было не четырнадцать) я влюбился в Вики Холлингсворт так, что был готов взять на себя серьезные обязательства, о чем ей и сообщил. Это случилось во вторник. Я сидел в столовой и завороженно следил, как она один за другим поедает бутерброды с вареньем, которые взяла с собой из дома на обед. На верхней губе у нее застыла капля клубничного джема, и, помню, мне неудержимо хотелось ее слизнуть. Сдерживая свое подростковое возбуждение, я встал из-за стола, твердыми шагами пересек столовую и подошел прямо к ней. Эмма Голден, лучшая подруга Вики, как раз отошла, чтобы выкинуть пакет от своего обеда в большой мусорный бак у выхода, так что мы оказались наедине.
— Вики, — сказал я ей, опустив глаза, — не знаю, понимаешь ли ты это, но мы созданы друг для друга.
Сам я услышал это выражение днем раньше в вечерней серии «Перекрестков» [57] . Как только эти слова просочились в мой мир из телевизора «Пай», они показались мне самыми волшебными, самыми прекрасными словами, какие придумало человечество за всю свою историю. На мгновение я оторвал взгляд от собственных ботинок и внимательно посмотрел на ее лицо — Вики обдумывала мое заявление. Она задумчиво качала головой из стороны в сторону, и я явственно видел, как мои слова перекатываются кубарем от одного ее уха к другому и обратно, на мгновение мелькая в ее карих глазах. Минуту спустя она быстро взглянула на меня и со всех ног выбежала из столовой. Я не отрываясь смотрел на стул, где только что покоились ягодицы этого божественного создания. Я сел на место Эммы и незаметно положил руку на стул, где сидела Вики. Он был еще теплый.
57
Старый телевизионный сериал.
Я проигрывал эту сцену в голове тысячи раз, и каждый раз мои слова вызывали у Вики такую бурю эмоций, что она прижимала меня к своей (будущей) груди и шептала:
— Я люблю тебя.
А вслед за тем наступали долгие годы безоблачной юности, которые я проживал в счастливой уверенности, что люблю и любим.
Когда Вики несколько минут спустя вернулась, я виновато отдернул ладонь с ее стула и встал. Гэри Томпсон, хронический псих, учившийся на класс старше и при этом, к сожалению, бывший почти что ее парнем, шел рядом с ней. Он был выше меня сантиметров на тридцать и на тыльной стороне ладоней имел отметины, которые, по слухам, остались после того, как он проткнул себе руки карандашом, пытаясь отравиться свинцом. Гэри сделал шаг ко мне, а я чуть отступил назад, чтобы ему хватило места.
— Я буду считать до десяти, — грозно сказал Томпсон.
— Хорошо, — сказал я и едва удержался, чтобы не добавить, что у него должно получиться неплохо — он ведь не в варежках.
— И если к тому времени, как я досчитаю, ты все еще будешь здесь — тебе конец.
Ему не пришлось повторять дважды.
С Вики я больше словом не перемолвился до конца школы. Когда я увидел ее в «Королевском дубе» два года назад, я так и ожидал, что невесть откуда сейчас выскочит Гэри Томпсон и как следует вздует меня за то, что я оказался с ней в одном пабе. Некоторое время мы переглядывались, а потом она подошла и заговорила со мной. Она спросила, чем я живу сейчас. В тот момент я был безработным и жил только на пособие, поэтому я сказал ей, что я хирург в клинике при медвузе в Эдинбурге. Это произвело на нее впечатление. Я спросил, что она поделывает, и она сказала, что она замужем за сорокашестилетним водителем грузовика по имени Клайв, и у нее трое детей, причем один не от Клайва, но он не знает. Я спросил, получила ли она от жизни то, что хотела. Она посмотрела на стакан с джин-тоником в своей руке, подняла его вверх и сказала: