Моя легендарная девушка

Гейл Майк

Ее оптимизм вгонял меня в тоску. Она удивительно точно угадывала слова, которые мог бы сказать в ее возрасте я. Она и не догадывалась, что я — это она, только шесть лет спустя вниз по наклонной.

— Послушай, Кейт, — сказал я тоном, в котором ясно слышалось «дай-ка я объясню тебе правду жизни», — я потратил уйму времени, чтобы оказаться здесь. Сколько времени мне понадобится, чтобы оказаться где-нибудь еще? Три года назад у меня, возможно, был шанс. Возможно, когда-то я и мог добиться всего, чего хотел. — Я заговорил выше, громче, агрессивнее. — Но уже слишком поздно. Иногда полезно осознать, что время ушло — хватит, довольно иллюзий. — Со злости я пнул коробку с мороженым, в которой еще оставались сахарные подушечки, и тут же пожалел об этом. Желтая сливочная пена и пшеничные подушечки выплеснулись

на пальто, которое лежало рядом. Теперь его точно придется сдавать в химчистку.

— Никогда не бывает слишком поздно, — тихо сказала Кейт, — если ты веришь в себя.

Меня тронула доброта ее слов, и в течение нескольких секунд в глубине души я действительно верил, что она права. Потом вмешался рассудок. Она не права. Несмотря на все, что я сделал, чтобы это предотвратить, мой курс определен, и ничего тут не поделаешь. Всю жизнь я задавался вопросом, кем же я буду: в пять лет я хотел быть водителем грузовика, в восемь мне отчаянно хотелось стать Ноэль Эдмондс, в подростковом возрасте я перебрал все профессии от физика до шеф-повара, пока к двадцати годам не решил, что, наверное, я был бы не прочь снимать фильмы. И что я сделал, чтобы направить себя по нужному пути? Просидел на пособии два года, а потом закончил учительские курсы. И теперь из-за этой ошибки я «стану» учителем, даже если это меня в гроб вгонит.

— Спасибо, что ты это сказала, — мягко поблагодарил я. Мне хотелось извиниться за то, что я так завелся, но я не знал, как это лучше сделать, поэтому просто сменил тему. — Какой твой любимый фильм?

Вопрос банальный, хуже него мог быть только «Ты какую музыку слушаешь?», но мне очень хотелось знать ответ. У нас с Кейт было много общего. Даже странно, что такой кинофанат, как я, не спросил ее об этом раньше.

— «Девушка Грегори», — печально сказала она. — Я знаю, он не из тех крутых фильмов, которые принято называть любимыми. Не «Таксист», не «Бешеные псы» и не «Апокалипсис сегодня» [69] , но он мне все равно нравится. Он такой милый и…

69

«Девушка Грегори», 1980, Шотландия-Англия, режиссер Билл Форсайт; «Таксист», 1976, США, режиссер Мартин Скорсезе; «Бешеные псы», 1992, США, режиссер Квентин Тарантино; «Апокалипсис сегодня», 1979, США, режиссер Френсис Форд Коппола.

Я попытался сдержать восторг.

— Нет, Кейт, ты не права. Совершенно не права. «Девушка Грегори» — мой любимый фильм. И он потрясающий. Лучше «Таксиста», «Апокалипсиса сегодня» и даже этого чертового «Гражданина Кейна».

Время больше не имело значения, мы начали вспоминать свои любимые моменты. Ей нравился момент, когда у Дороти, объекта желаний Грегори, школьная газета берет интервью в раздевалке, и еще когда потерявшиеся пингвины бродят по школе, а их все направляют то туда, то сюда.

— Давай потанцуем, — сказал я.

Она сразу поняла, что я имел в виду.

Лежа на спине, на ковре, я протянул вперед ладони и стал двигаться, будто танцуя, как Грегори и Сьюзен танцевали в парке на подходе к финалу фильма. Время от времени трубка отодвигалась от моего уха, но ошибки быть не могло — Кейт танцевала вместе со мной, потому что она смеялась так громко, что я слышал ее даже так.

— А если Паула вернется? Она подумает, я совсем чокнулась.

— Не думай ни о чем! — крикнул я в трубку, продолжая танцевать. Давно я не чувствовал себя таким счастливым. — Просто плыви по течению.

19:39

Меня несло. Слова не поспевали за мыслями. Я готов был болтать с Кейт до понедельника. Но самое потрясающее, что ей не скучно было сидеть там, в Брайтоне, и слушать, как совершенно незнакомый ей человек рассказывает что-то о своей жизни. Мне хотелось рассказать ей обо всем: что я не умею плавать, но зато могу достать большим пальцем руки до тыльной стороны запястья, что я первый раз в жизни купил готовые сэндвичи только в свой первый день работы в школе в Гринвуде (не знаю, почему, просто так получилось) и кучу других нелепостей.

— Расскажи еще, — попросила Кейт.

— Что?

— Расскажи

мне о себе еще.

— Э… нет, — с усилием сказал я. Нелегко было отказать такой девушке. Мне хотелось соглашаться со всем, что бы она ни предлагала, но один из заголовков на обложке моего «подарочного» номера «Космополитена» запал мне в голову: «Почему мужчины обожают говорить о себе». Я решил, что теперь моя очередь слушать.

— Теперь ты расскажи мне о себе, — сказал я, загадочно улыбаясь. — Ты уже довольно обо мне наслушалась. И потом, мама с детства запрещала мне разговаривать с незнакомыми, а ты до тех пор, пока я не узнаю о тебе больше, что ни говори, остаешься для меня незнакомкой.

— А незнакомкой быть приятно, — сказала Кейт. — Я могу быть кем угодно. Но, к сожалению, я — всего лишь я. Я работаю в «Бутс». Прихожу к восьми утра и ухожу в шесть вечера. Раз в две недели работаю по субботам и тогда получаю выходной в один из рабочих дней. Вот и все.

— Однажды я месяц работал в пабе — таскал ящики с пивом из погреба. Я ненавидел эту работу всем сердцем. Если твоя работа похожа на эту, она, наверное, иссушает душу.

— Да нет, не очень, — радостно сказала она. — Один мой друг, Дэниел, работает в бухгалтерской фирме в Оксфорде, вот такая работа действительно иссушает душу. С него постоянно требуют отчеты. На прошлой неделе доктор сказал ему, что у него язва на почве стресса. Ему всего двадцать четыре. И притом он неплохо зарабатывает. Но никакие деньги не стоят той ерунды, с которой ему приходится мириться. Ни за что бы не хотела такую работу. В «Бутс» было бы совсем не плохо, если бы не приходилось вставать так рано. В общем, я сказала это Дэниелу, скажу и тебе. Нет смысла огорчаться из-за работы. Если работа треплет тебе нервы — уходи с нее. Никто тебе пистолета к виску не прикладывал. — Послышался стук, потом громкий щелчок. Я запаниковал. Я подумал, она пропала навсегда. — Прости, Паула вернулась. Она меня застала врасплох. Я телефон уронила! О чем я говорила? Ах да. Когда-то мне хотелось занимать влиятельную должность. Не помню точно, какую именно, то есть в разные периоды я кем только ни хотела быть — от телеведущей до судьи в Королевском суде, — но потом пришла к выводу, что в этом нет смысла. Ты только подумай — я однажды вбила себе в голову, что хочу профессионально играть в теннис.

— А ты действительно хорошо играла в теннис?

— Нет, я его терпеть не могла, — сказала Кейт уныло, — мне нравились юбочки.

Мы рассмеялись. Я попытался представить ее в теннисной юбочке.

Кейт продолжала:

— Сейчас мое заветное желание — влюбиться, стать медсестрой и родить детей. Вот и все, что я теперь хочу от жизни. Как только я получу эти три вещи в указанном порядке, у меня будет все, о чем я мечтала. Правда.

Это меня не убедило:

— Каким образом любовь и дети решат все проблемы? Ты, случайно, не забываешь некоторые ключевые моменты? Дети — дорогое удовольствие, да и настоящую любовь нелегко найти, а кроме того, люди остывают друг к другу еще быстрее, чем влюбляются.

— Я все это знаю, — ответила Кейт с раздражением, — но уж такая у меня мечта. Я же не сказала, что она легко осуществима на практике. Я даже не сказала, что она вообще осуществима. У каждого есть своя мечта.

— Да, ты права, — сказал я. Мне захотелось извиниться.

— Как ты думаешь, мои мечты сбудутся?

Невольно я посмотрел на фотографию Агги на стене — бородатую, очкастую, в шрамах и беззубую. Даже изуродованная Агги была лучше, чем ничего.

— Да, — сказал я. — Проще всего — дети. Мир кишит донорами спермы. Если не быть слишком разборчивой — это дело нехитрое. Вот с любовью, мне кажется, могут возникнуть проблемы. По-моему, определить, что это действительно была любовь, можно только после того, как вы оба умрете, потому что только если вы смогли прожить друг с другом всю жизнь и при этом не ходили на сторону, только тогда это становится правдой. А все остальное — просто влюбленность. Я серьезно. — Хлопнула с размаху дверь одной из соседских квартир, и у меня в окне задрожали стекла. Я забрался в кровать. — Влюбляются все подряд, но мало у кого хватает сил остаться с тобой навсегда. Любовь должна быть неизлечима. Чтобы ты от нее уже никогда не оправился. А если смог — это и не любовь была.