Моя легендарная девушка
Шрифт:
— Кажется, мне пора, — сказал я.
По голосу было слышно, что Кейт обиделась.
— Ой, прости, пожалуйста.
— Нет, дело не в тебе, — я отчаянно надеялся внушить ей доверие. — Дело совсем не в тебе. Во мне. Я наслаждался каждой секундой разговора с тобой. Ты такая… — Я не мог окончить предложение, не скатившись до какой-нибудь банальности. — Ты такая…
— Я такая…
— Ты такая… — Я порылся в своей коллекции отборных комплиментов. В нашем мире, переполненном банальными фильмами, банальными книгами, банальными песнями и банальными телепередачами, теперь и величайшие человеческие чувства сведены едва ли не к нулевому знаменателю. В общем, все мои комплименты казались слишком затасканными, не подходящими для Кейт.
— Ты особенная, — сказал я. — По-моему, ты особенная.
Она рассмеялась.
— А ты удивительный. По-моему, ты удивительный,
— Спокойной ночи.
— Спи сладко.
Назад, в реальность.
Телефон еще никогда не выглядел таким одиноким, как сейчас, когда я закончил разговор. Он лежал на своей подставке, оцепенелый, и казался скорее мертвым, чем уснувшим. Я взял трубку и набрал номер Кейт — просто чтобы проверить, что он работает, — но положил трубку прежде, чем он успел зазвонить. Мне было уныло и пусто, в таком состоянии не имеет смысла делать следующий вдох. Стыдно признаться, но в ситуациях подобного рода я часто фантазирую, будто я измученный жизнью поэт, а не унылый идиот, которому некуда девать свободное время. Однажды я написал четырнадцать томов (т. е. четырнадцать тонких тетрадок) ужасающих стихов, озаглавленных «К Агги с любовью». Я вынес их в мусорный бак за неделю до того, как переехал в Лондон, для осуществления первого этапа моей политики Все Сначала, которую я позже забросил, поскольку она подразумевала, что от фотографии Агги тоже надо будет избавиться. К счастью, желание сотворить белый стих для тома 15 было задавлено в зародыше желанием сходить в туалет.
Перед тем как этот дом разбили на квартиры, моя комната, скорее всего, была огромной спальней, от которой мистер Джамал отделил часть для того, чтобы выстроить коробку из штукатурки, более известную как мой туалет, поэтому там не было окон. Чтобы хоть что-то видеть, мне приходилось включать свет, и тогда автоматически включалась вентиляция. Не то чтобы мне нравилась вонь, просто здешний вентилятор служил основной причиной моей ненависти к этой квартире — я от него на стенку лез. Каждый раз, когда он включался, я падал духом. В нем что-то сломалось, и вместо тихого жужжанья комара в туманной дали мне приходилось выносить такой грохот, как будто я засунул бетонную плиту в кухонный комбайн. Более того, вентилятор продолжал вытягивать воздух — и мое терпение — еще минут двадцать после того, как я выключал свет. К среде я был готов на все, только бы больше его не слышать, поэтому попробовал испражниться в темноте. Тишина приятно ласкала слух, но отчего-то было неловко сидеть на унитазе, спустив штаны и трусы, в потемках. В какой-то газете я прочитал, что обычная крыса вполне в состоянии пролезть в унитаз по фановой трубе из канализации. Мысль столкнуться нос к носу с грызуном так угнетала меня, что в конце концов я решил терпеть до школьного туалета, чтобы испражниться там в уюте и безопасности. Спешу добавить, что учительский туалет почти идентичен тому, что предназначен для школьников, разве только бумага чуть получше.
Я мыл на кухне руки мылом, которое обнаружил под раковиной, как вдруг меня поразила внезапная догадка о внутреннем содержании моего действия. Кусок мыла «Империал Лезер», который я сейчас ласкал, перебирал и поглаживал, наверное, оставила там Кейт. Глядя на восхитительный шмат глицерина, лежавший у меня на ладони, я тепло улыбнулся и дал себе волю помечтать о Кейт. Пять минут я мыл руки — пять самых счастливых минут за сегодняшний день. Когда я наконец пришел в себя (теплая коричневая вода из-под крана достигла точки кипения), я почувствовал приступ клаустрофобии. Стены квартиры не то чтобы давили, но я чувствовал, как они меня ограничивают. У меня был ключ от моей тюремной камеры, но не было повода воспользоваться своей свободой. «Нужно выйти, — подумал я. — Сходить в паб и побыть с обычными живыми людьми, а не с бывшими девушками, которые не дают мне покоя, и странными женщинами на другом конце телефонного провода». И я, пока не успел передумать, поспешил выйти из дома.
Паб, куда я устремился, был в десяти минутах ходьбы от моей квартиры. Но при этом достаточно далеко от Холловей-роуд, чтобы добраться дотуда, не привлекая внимания бродяг, пьяниц, психов и им подобных — их этот отвратительный район изрыгал по ночам в изобилии. Я обнаружил этот паб на неделе, когда пытался выяснить, в каком из маленьких баров, торгующих спиртным на вынос, продают «Мальборо Лайтс». (Ответ: ни в каком.)
На улице было так холодно, что я видел, как мое дыхание облачком поднимается в темно-синее небо, поэтому большую часть своего короткого путешествия я провел в попытках пускать
Мне никогда прежде не доводилось ходить в паб одному. Всегда был кто-то, с кем можно выпить, — хотя бы Саймон или кто-нибудь с преподавательских курсов. Все мои представления о том, как в подобном случае следует себя вести, были получены из вторых рук, и тем не менее я чувствовал себя довольно уверенно. Возможно, меня подбадривали сотни раз виденные сцены из американских фильмов, где несчастные (во всех смыслах этого слова) мужчины в мягких фетровых шляпах топили свои личные горести и неудачи у стойки в алкоголе, вели пьяную болтовню с барменами и предлагали экстравагантным и развратным (они всегда были экстравагантные и развратные) женщинам угоститься выпивкой, потому что сегодня у них день рождения, хотя никакого дня рождения не было. Но у меня сегодня действительно был день рождения. Так что, толкнув дверь в зал, я надеялся, что следующий час подарит мне интересный разговор с кем-нибудь за стойкой, пару пинт, чтобы перестать чувствовать себя на грани, и, конечно, мою законную долю экстравагантных женщин.
По пути к стойке я постарался ни с кем не встречаться взглядом, но мое внимание все-таки привлекли два мужика-металлиста, с ног до головы одетые в джинсу. Они шумно резались в бильярд в углу зала. Их прекрасные половины сидели неподалеку за столиком. Бросая изредка взгляды на игроков, они явно больше интересовались своими ногтями, чем счетом в игре. Мне стало жаль этих женщин. Даже не потому, что они выбрали плохих спутников жизни, а потому, что они обе, скорее всего, были вполне счастливы. Синдром Вики Холлингсворт можно наблюдать повсюду. Иногда у меня возникает ощущение, что только я один в целом свете ищу в жизни смысл. Но такие люди, как эти две женщины, поселяли во мне сомнение — а стоит ли вообще искать ответ на этот вопрос. «Может быть, стоит спросить, счастливы ли они?» — подумалось мне.
«Может быть, стоит просто заткнуться и выпить?»
Когда я подошел к стойке, там уже обслуживали двоих. Лысого Мужика слева от меня обслуживал Хорек (мелкие черты лица, густая борода), а Паренька в Короткой Дутой Куртке справа от меня обслуживала женщина, которая мне сразу понравилась. Она была не в моем вкусе. Этим я хочу сказать, что она не была похожа на Агги. Она была заметно меня старше и значительно женственнее всех известных мне женщин. Она была очень похожа на Ким Вайлд времен «Kids in America» [70] — светлое мелирование и много краски на лице, и все-таки гибкая и искренняя, но, конечно, значительно старше. «Я хочу, чтобы она меня обслужила, — решил я. — Мне необходимо, чтобы именно она меня обслужила».
70
Ким Вайлд — английская певица, стиль «рокабили» в сочетании с самыми современными ритмами; «Kids in America» — ее первый сингл, записанный в 1981 году.
Хорек наливал две пинты темного, а Ким Вайлд подавала две пинты светлого пива. Они шли голова к голове, что меня очень удручало. Если Лысый первым получит свое пиво, решил я, меня это огорчит.
План А
1. Первым финиширует Хорек.
2. Притвориться, что завязываю шнурки, пока он не отвлечется.
3. Если не получится, пойти в туалет и появиться у стойки позже.
План Б
1. Арчвейская Ким Вайлд финиширует первой.
2. Спросить, какое темное она порекомендует — его и заказать.
3. Завязать с ней разговор при первой же возможности, но вести себя непринужденно.
Арчвейская Ким Вайлд покончила со своим заказом первой. Я едва удержался, чтобы не вскрикнуть от радости, что оказалось бы преждевременным, поскольку Дутая Куртка (студент — не иначе) задерживал ее в двух шагах от финишной ленточки, роясь в карманах в поисках мелочи. Лысый вручил Хорьку новенькую десятку и получил сдачу, пока Дутая Куртка пересчитывал свои медяки. Я повернулся к туалетам, стараясь убедить свой мочевой пузырь, что он переполнен, как вдруг Лысый обернулся к стойке и сказал Хорьку: