Моя любимая дура
Шрифт:
– Эй, дружбан, щелкни нас напоследок!
Я поднял голову. Загораживая собой солнце, рядом стояли два экстремала, похожие на черных манекенов из магазина спортивной одежды. Оба в широченных штанах, футболках с короткими рукавами, нелепых шапочках с рожками, в солнцезащитных очках с перламутровыми стеклами, в высоких, с раструбами, кевларовых перчатках, достающих почти до локтя. За спинами они держали малиновые сноуборды. Мне протянули фотоаппарат.
Счастлив тот, кто распоряжается только своей судьбой. От парней веяло какой-то недосягаемой для меня жизнью, легкой, пустой, похожей на разноцветное
– Спасибочки! – сказал один из парней, в то время как его друг принялся пристегивать ботинки к креплениям.
Они собирались спуститься отсюда на сноубордах, в этом самом месте, где «крайне опасно для жизни». Интересная идея. Я посмотрел вниз, где под волнообразным карнизом начинался крутой обрыв, а за ним трещины, ямы, взлеты и обширная, сверкающая нетронутым снегом долина с крохотными шпильками опор канатной дороги.
– Это трудно? – спросил я.
– Что трудно? – обернулись парни.
– Спуститься на сноуборде?
Парни переглянулись, словно мысленно спрашивали друг у друга: тебе трудно? а тебе?
– Ерунда, – сказал тот, у которого в кармане лежал фотоаппарат. – Лично меня эта гора уже не продирает. Вот если на Ушбу с вертолета высадиться…
– Да, Ушба – это другое дело, – согласился его друг. – Там адреналин может по ногам потечь.
– А почему никто не катается на противоположном склоне? – не отставал я, кивая на площадку, где только что познал глубину своего отчаяния. – Слишком круто?
– Склон как склон, – пожал плечами первый экстремал. – И не очень-то он и крутой. На Ушбе круче.
– Крутизна здесь ни при чем, – добавил второй экстремал и сплюнул под ноги. Ему уже надоело болтать, он хотел быстрее сигануть с карниза, чтобы затем подняться сюда на подъемнике и сигануть еще раз, а потом еще и еще. – Спуститься по тому склону нетрудно. Вопрос в том, как потом подняться? Канатки ведь там нет. А давать пешкодрала с доской на горбу замучаешься.
Последние слова он произнес, уже повернувшись ко мне спиной. Я провожал их глазами. Дойдя до карниза, парни встали на его край, пристегнули к ботинкам доски, одновременно завопили, привлекая к себе внимание всех, кто находился на вершине, и прыгнули вниз. Увидел я их снова только спустя минуту: две маленькие точки, удаленные от меня на несколько километров, стремительно неслись по снежной лощине, оставляя за собой туманно-белые шлейфы, словно кометы. Восторженных воплей уже не было слышно.
– Кирилл, я хотел бы с вами поговорить…
Я обернулся на голос, почти не сомневаясь в том, кого сейчас увижу. Темная невзрачная куртка, большие непроницаемые очки, черная бандана, туго стягивающая голову чуть выше бровей. Мураш.
Он протянул мне руку.
Глава 24
БЭТМЕН
– Антон, тебе еще не надоело шпионить за мной?
Я не стал больше любоваться фигурками двух отчаянных парней, похожих на капли томатного сока, скользящие по белой стене, и отошел от края обрыва. Не хотелось при Мураше проявлять любопытство к райдерам и выказывать восторг от возможностей сноуборда.
– У меня нет выхода, – ответил Мураш, не давая мне пройти к станции. – Только вы можете показать мне место, где погиб мой отец… Но сейчас… сейчас я хочу поговорить с вами о другом… Вы очень рискуете. Вы даже не представляете себе, какой опасности подвергаете свою жизнь.
Я глянул на Мураша с искренним любопытством и даже весело.
– Ты о чем, дружище? О какой опасности ты говоришь?
– Вы знаете о какой, – уклончиво ответил Мураш.
– Это все, что ты хотел мне сказать?
Я обошел его и неторопливо направился к станции. Не выпить ли горячего глинтвейна? Лучшего напитка здесь не придумаешь. Вино разогревает грудь, выстуженную ледяным дыханием гор, а пряности наполняют лишенный запахов высокогорный воздух ароматом цветов.
– Хорошо, – сдался Мураш, догоняя меня. – Я буду с вами откровенен. Вы идете на поводу у очень опасных людей. Вы сильно рискуете, выполняя их волю.
Так, он осведомлен. Интересно, много ли он знает? И откуда, черт возьми, он это знает? Взломал мой пароль к электронной почте и прочитал письма от убийцы?
Я остановился в тени остроносой крыши. Здесь сразу чувствовался пронизывающий высотный холод.
– И в чем же заключается риск? – вкрадчиво спросил я, повернувшись лицом к Мурашу.
– В том, что ваша жизнь для них не представляет никакой, даже самой маленькой, грошовой ценности.
Резко вскинув руку, я схватил Мураша за воротник и толкнул его на жестяную обшивку дома. Дом загудел, как барабан. Шея у Мураша была горячая и немного липкая от пота. Мои пальцы слегка сдавили ее.
– Не тебе, сопляку, делать выводы о моей ценности, – сказал я, сняв с него солнцезащитные очки и заглянув в испуганные глаза. – Ты наглее, чем те, у кого я иду на поводу.
Я вернул очки на место, правда, перевернув их дужками кверху, и отпустил оторопевшего банковского служащего… Холодно, очень холодно в тени. Я снова вышел на солнце и подставил ему лицо. Золотые лучи заструились по лбу, щекам, подбородку, чуть пощипывая кожу. Что еще может быть нежнее этого прикосновения?
– Вы меня неправильно поняли, – тихо произнес Мураш за моей спиной.
– Если тебе что-то известно, то говори прямо, – ответил я, не открывая глаз и наслаждаясь теплом.
– Мне известно немногое. Например, то, что вам плохо, вы одиноки и у вас есть враги.
– Не густо. Что еще?
– Мне кажется, вас заманивают на Джанлак. Я это заподозрил еще тогда, когда мы сидели в вашем офисе и вы сказали, что срочно вылетаете в Минводы. Мне кажется, эти люди… эти люди… они…
– Ну! Рожай быстрее!
– Вы слышали когда-нибудь про черных антикваров? Про нелегальные археологические раскопки? Так вот, мне кажется, что эти люди хотят заняться чем-то подобным. Они хотят раскопать тела погибших и поковыряться в их карманах…