Моя любимая кукла
Шрифт:
– Он не прикоснется к тебе… – Прошептала кукла-суфлер. – Не бойся.
Она не стала пугать малышку и говорить, что это и был его замысел: он хотел наблюдать за покорностью и терпеливостью Ляли, вожделея час от часа и накапливая это чувство, чтобы в летнюю грозу выплеснуть его на девочку… Это и было его обрядом.
Выходит, обряда в любом случае, не избежать, как бы кукла-суфлер не убеждала Лялю. Она всего лишь могла побыть с ней до того страшного момента.
– Мы здесь главные. Сцена наша! – С неожиданной злостью произнесла фея.
Она смотрела
Но Ляле понравилась смелость и уверенность спасительницы. С ней совсем не страшно ждать грозы!
Девочка ничуть не устала стоять на ладонях феи, но голос Кукабарона прогремел над ее головой:
– А теперь танец! Необходимо отпраздновать конец весны!
Малышка встала с коленей, а Кукабарон поднял наполненные блюдца и со всей силы бросил на пол. Всю сцену покрыли разноцветные острые камни и черепки от посуды.
Кукабарон подтолкнул девочку, приказывая плясать на осколках. Малышка не удержалась и упала ничком.
Кукла-суфлер живо подхватила ее и поставила себе на стопы. Царапинки изрисовали личико, но Ляля даже не знала о них: боли она совсем не почувствовала. Малышка вцепилась в колени феи и зажмурила глазки.
На ногах спасительницы она медленно перемещалась по сцене. Девочка забеспокоилась – ведь кукла-суфлер тоже была босая, разве не больно ей ступать на острые камни?
Но, открыв глаза, и внимательно оглядев полы, малышка охнула: на сцене лежали разноцветные кучи мармеладных и желейных мишек и других зверей.
Ляля подняла голову и встретилась с улыбающимся взглядом спасительницы.
Кукла-суфлер гладила руками стопы малышки, и ее слёзы капали прямо на них. Они смыли кровь, и, кажется, даже отеки спали. Девочка, тронутая такой заботой, сама чуть было не расплакалась и быстро обняла фею, уверяя, что ей совсем не больно.
И это было правдой. Но кукла-суфлер горевала, потому что содеянного не изменить – Кукабарон все равно издевался над малышкой, пусть она этого и не чувствовала.
Ведь защитница была рядом. Она и появилась, лишь для того, чтобы поддержать и утешить Лялю. Отменить ее похищение она не в силах: кукла-суфлер не волшебница. Она всего лишь Взрослая, что исцеляла Ребёнка и помогала преодолеть эти тяготы, но не избежать их: это невозможно.
Защитница не отходила от Ляли ни на шаг. Кукабарон становился ласковее день ото дня, все чаще смотрел на девочку, задерживал на ней странные неприятные взгляды. Но фея оказалась права – Кукабарон не касался ее.
Когда наступала ночь, и Кукабарон велел Ляле ложиться рядом, между ними появлялась защитница. Девочка прижималась к ней крепко-крепко, слёзно прося не уходить. Кукла-суфлер гладила малышку по волосам и обещала остаться до конца. Когда девочка засыпала, она нежно перебирала прядки ее волос и убирала их ото лба, но кроха часто вздрагивала – вдруг грубые пальцы Кукабарона вновь добрались до нее? Но пальцы феи были тонкие и нежные. Она успокаивала малютку, и, ласково шепча:
«Не бойся, милая, это я» – целовала в лоб и гладила по спинке.
И тогда девочка засыпала спокойным сном…
А однажды почти заснувшая малышка сквозь дремоту услышала, как спасительница дрогнувшим голосом, сквозь слёзы шептала:
– Это была самая долгая весна в моей жизни…
Лето
В одно утро дышать на сцене стало тяжелее: жара захватила театр. Наступил июнь. Музыка звонко заиграла, оповещая Лялю и куклу-суфлера о скором обряде.
Малышка все дольше сидела на руках феи. Они вместе ели, пили, спали. Со стороны девушка и ребёнок походили на мать и дитя, но это было не так. Временами казалось, что они две части одного целого.
Ляля прижималась к груди спасительницы и ее больше не пугали театр, Кукабарон, зрители-манекены и серые девочки. На руках феи она чувствовала безопасность и тепло.
Кукабарон же ликовал. Как блаженный он плясал на сцене, болтал со зрителями, делился своей радостью о приближении грозы.
Он готовил Лялю к заветному обряду: расчесывал по десять раз на дню, заплетал косы, завивал кудри, надевал и снимал платья. Все это время девочка сидела на руках феи, которая и производила все эти действия. Малышка видела это так.
Кукабарон лишь наблюдал за ними.
Однажды она спросила:
– Кукла-суфлер, а почему ты помогаешь мне?
– Потому что ты маленькая, а я взрослая. Взрослые должны помогать малышам.
– Но почему ты помогаешь именно мне? – спросила Ляля. – А не другим серым девочкам?
Фея не спешила отвечать, но малышка ждала ответ.
– Им уже не помочь… Они не успели вырасти…
– Не успели вырасти?!
– Да… Он забрал их…
Малышка хлопала ресницами, особо не вдумываясь в слова спасительницы. Но тут личико ее озарилось радостью:
– Выходит, я успела вырасти! – Вскрикнула она и подпрыгнула на руках феи. – Но при чем тут ты?!
Кукла-суфлер опустила голову и не спешила встречаться взглядом с любопытной крохой.
– Там тоже есть мое место… – Она повернула голову в сторону зрителей-манекенов.
– Но ты не похожа на них! – Недоверчиво охнула Ляля.
– Я говорю про серых девочек, милая…
– Но ты и на них не похожа! Я на них больше похожа, но не ты! – Нахмурилась кроха.
– Потому что я выросла. И спасаю одну из них.
– Ты же сказала, что им уже не помочь! – Девочка глядела на куклу-суфлера, сердито нахмурив бровки.
Почему такая мудрая и взрослая фея не может точно дать ответ?!
– Ты боишься мне сказать?! – Догадалась Ляля.
– Боюсь.… Но мое место до сих пор там.… Пустует…
Малышка поглядела на первые ряды, и раскрыла рот от удивления: одно единственное кресло пустовало – там, где она просидела зиму.
Время замерло: наступил антракт.
Кукла-суфлер с крохой на руках осторожно спустилась со сцены. Кукабарон на днях часто прохаживался возле первых рядов. Он готовил место для Ляли. На самой середине находился ее «трон». Она должна была стать королевой его кукол.