Шрифт:
Кристина Лорен
Моя любимая половина ночи
Переводчик: Лена Меренкова
Редактор: Ольга Сазонова
Обложка: Настёна
Перевод выполнен в 2020 году специально для группы https://vk.com/beautiful_translation.
Внимание!
Текст предназначен только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала
Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Если вам понравился ознакомительный перевод, купите оригинал книги.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Милли
Когда я училась в начальной школе, моя лучшая подруга, Элисон Ким, была одержима лошадьми. Она была наездницей. Брала уроки верховой езды, приходила в школу в ковбойских сапогах, и от неё всегда немного пахло сеном. Это не считалось чем-то плохим, но, безусловно, было уникальным среди учеников младшей школы Миддлтон. Её комната была увешана фотографиями лошадей, а всю её одежду украшали принты с ними. Она собирала коллекционные карточки и фигурки. Элисон была настолько увлеченна, что в любой момент могла ответить на вопрос о лошадях или выдать какой-нибудь факт.
«Ты знала, что лошади могут бегать уже через шесть часов после рождения?». Нет.
«А их зубы! Ты знала, что зубы лошади занимают в их голове больше места, чем мозг?». Я не знала и этого.
В какой-то момент многие девочки помешаны на чём-то, и в основном это происходит необдуманно. Стандартно: щенки. Принцесс тоже зачастую боготворят. Ожидаема и любовь к бойз-бендам. Обычное дело — просить родителей о пони или единороге.
Не думаю, что я вообще была нормальной. Почему? Потому что сходила с ума по серийным убийцам.
Точнее, я лелеяла мысль о серийных убийцах-женщинах. Многие из нас, услышав словосочетание «серийный убийца», скорее всего, представляют мужчину. Это не удивительно. Давайте начистоту, в реальности мужчины в ответе по меньшей мере за девяносто два процента зла в мире. На протяжении веков женщины воспитывались обществом как кормилицы, защитницы и «эмоциональные мостики». Поэтому, когда мы слышим о женщине, которая лишает жизни, а не создает её, это ужасает.
Моё необычное хобби появилось примерно в то время, когда я играла Лиззи Борден в театральном кружке, в седьмом классе. Это был оригинальный мюзикл, творение нашего весьма эксцентричного учителя, и я получила главную роль. До этого моё представление об убийствах было слабым и расплывчатым. Однако, как примерная ученица, я узнала о Лиззи Борден всё, что могла: жуткие убийства топором, напряжённый судебный процесс, оправдательнный приговор. Того, что до сих пор убийства остались нераскрытыми, хватило, чтобы в моей голове застряла одна мысль: что заставляет мужчин быть не просто агрессивнее, а ещё и способными
Наверное, поэтому я выпивала с четырьмя сугубо платоническими друзьями вместо того, чтобы веселиться на настоящем свидании.
Ведь ни один мужчина не хотел бы услышать при знакомстве: «Я написала диссертацию о гендерном различии серийных убийц», когда на свидании нужно рассказать о себе.
— Милли.
— Миллс?
Я встрепенулась от голоса Эда, а потом услышала и Рейда.
— Да?
Рейд Кэмпбелл — один из упомянутых друзей, причина, по которой мы праздновали этой ночью, и мужчина, про которого не повернулся бы язык сказать, что несправедливо быть и гениальным, и красивым одновременно — улыбнулся мне, сидя напротив.
— Ты выберешь фишку или всю ночь будешь пялиться в стену с открытым ртом? — он всё ещё ждал, улыбаясь. Только сейчас я заметила игровую доску на столе и «деньги», которые он стал раздавать.
Пока размышляла, видимо, я невольно согласилась сыграть в Монополию.
— Эх, парни. Опять?
Рейд, который почему-то всегда был Банкиром, посмотрел на меня с фальшивой обидой в голубых глазах.
— Да ладно тебе. Не делай вид, что тебе не нравится. Монополия на Парк-Плейс и Бордуок охренительно порадует тебя.
— Мне она нравилась, когда мне было десять. И ещё два года назад, — ответила я. — Но почему мы продолжаем играть в неё, если конец всегда один?
— Как это: всегда один? — Эд, или, для матери, Стефан Эдвард Д’Онофрио, выдвинул стул слева от меня. Волосы Эда были взъерошенной копной рыжевато-каштановых кудрей, которые всегда выглядели так, словно он только проснулся, или ему пора было в постель.
— Во-первых, — начала я, — Рейд всегда во главе, ты — машина, Алекс — корабль, Крис — ботинок, а я — скотч-терьер. Ты будешь убегать в туалет по двенадцать раз перед своей очередью, и нам всем придётся ждать. Крис прибережёт деньги, а потом разозлится, когда попадёт на отели Алекса. Рейд купит только коммунальные предприятия и как-то отчистит поле от всех нас, а я заскучаю и сдамся через шесть часов бесконечной игры.
— Это не так, — сказал Эд. — Я вышел из игры в прошлый раз, а Крис скупил всё оранжевое, чтобы отомстить Алексу за торт на день рождения в виде петуха.
— Дружище, это был отличный торт, — Алекс опустил взгляд, пряча смех в своём напитке. — Всё ещё того стоил, хоть Крис солил мне пиво две недели.
— Круче то, — ответил Крис, — что ты не ожидал соли даже после четвёртого раза.
Как всегда, Рейда нельзя было отвлечь, и он отозвался с места, где раскладывал карточки:
— Правила сегодня ясны: мой праздник, мой выбор.
Мы хором застонали, ведь он был прав. Рейд и Эд изучали нейробиологию в том же университете, но Эд теперь работал над исследованием постдокторантуры в лаборатории Рейда, а Рейд — новоиспеченный доцент, только что получивший должность. Поэтому я надела и платье, и праздничный колпак, а в гостиной Криса висел растянутый по всей комнате серпантин.
Крис всегда поддерживал Рейда, он собрал фишки, но не убрал их.
— Мы всё поменяем. Я буду псом, Миллс.