Моя любимая Шери
Шрифт:
Господь услышал мои молитвы и не дал случиться беде. В звенящей от мороза тишине Евгений услышал, как кто-то копошится на помойке, которая ледяной глыбой возвышалась у нашего двора. Приоткрыв воротник, он был потрясен: исхудавшая до костей породистая овчарка, совсем еще молодая, припадая на дрожащие лапы, скребла заледеневшие помои. А рядышком стоял ее хозяин, товарищ по несчастью, такой же голодный и стальной от мороза, в ветхой одежонке, не скрывавшей даже дрожь промерзшего тела. Он терпеливо ждал, чтобы его бедная собака хоть чего-нибудь проглотила, чтобы двигаться дальше. А как оторвать зубами, даже собачьими, то, что намертво схватилось на тридцатиградусном морозе? Но собаке надо было выжить, и она вгрызалась в лед… А мимо проходили люди, неся в своих сумочках что-то съедобное из ближайших магазинов, но никто уже не обращал внимание на ставшую привычной горькую картину нищеты и не подал ни кусочка исхудавшей до смерти парочке.
Евгений быстро встал и подошел к голодным бродягам, но не успел произнести ни слова, как остолбеневший от мороза человек зашевелился и заговорил чуть слышно, открыв свой страдальческий лик, словно сошедший с иконы:
– Мы тебя видели, парень. Подошли бы… Это ты зачем? У тебя благородное лицо. Разве тебя не учили в добрые времена «жить даже тогда, когда жизнь становится невыносимой?»
– Нет-нет, вы не так поняли: мне просто было плохо, – пытался внести ясность молодой человек.
– А на таком морозе не заметишь, как превратишься в ледышку. Мы давно закаляемся, знаем, – он кивнул на собаку и попытался улыбнуться.
– За породистыми собаками раньше очереди в клубе были. Мы так и не дождались. Отдайте мне ее, – погибнет же! Я здесь живу, вот в этом желтом доме. Денег у нас нет, но поесть и «согреться» принесу, – без всяких церемоний выложил свою просьбу Женя.
Собака, услышав прямо над собой чужой голос, подняла голову, равнодушно посмотрела все понимающим взглядом и отвернулась, – она не ждала уже ничего хорошего от людей.
А хозяин ее взбодрился, растянул в улыбке заледеневший рот и тут же заплакал:
– Привязался я к ней. Но у тебя, чую, есть душа. Сговоримся, сговоримся, пусть хоть ей повезет. Умнейшее создание, благороднейшее… Породистая она, немецкая овчарка, и года ей нет! Красавица! А мне бы поесть чего да согреться не помешает. Губы его задрожали.
– Соберу поесть и «согреться» будет чем. Сейчас мигом вернусь, подождите, только собаку унесу.
– Не забудь, парень, согреться мне надо! – умолял голодный замерзающий человек.
Евгений не вел, а нес на руках истощенное покорное живое создание и чувствовал, как билось радостно сердце. И все вдруг стало понятно и просто: он прижимал к себе друга, которого еще не знал, но уже любил давным-давно – всегда, а сейчас был нужен этому несчастному существу. И когда он понял это, – что-то доброе и очень важное озабоченно вошло в его душу и трепетной радостью разлилось по всему телу. Ему вдруг стало тепло, даже жарко и необыкновенно весело преодолевать с собакой на руках огромные сугробы, преграждавшие путь к дому.
«Ты не угадал, мужик, – это не ей, а мне повезло, мне, – думал Женя. – И ничего, что мы совсем тощие, поправимся, обязательно поправимся…»
Евгений вернулся быстро, как и обещал, и протянул несчастному большой пакет с едой. Тот заглянул и прослезился, увидев то, в чем нуждался немедленно. Они расстались быстро, обменявшись просто благодарными взглядами, потому что каждый был переполнен своими заботами.
В доме все пришло в движение: мыли, вытирали несчастную, я собирала еду, легкую для начала. Младшие потихоньку ссорились, – каждый хотел назвать собаку по-своему. Все делали тихо, на цыпочках, обмениваясь, вместо слов, сочувственными взглядами, как будто боялись громким словом погасить в покорно притихшей собаке остатки жизни. А как важны были эти хлопоты для семьи! Все объединились вокруг давно желанного существа и такого еще слабого и безразличного к нам. А может быть, нам это только казалось? А собака уже откликнулась на добро и почувствовала в нас свое спасение. Дети с восхищением смотрели на старшего брата, на собаку и сияли от счастья. Давно уже семья наша не была на таком душевном подъеме.
Чудо! Просто чудо! К приближающемуся светлому празднику Рождества на Небесах услышали нас, поселив в нашей семье любовь и радость, когда мы больше всего нуждались в этом. Многое у нас может теперь измениться. Я чувствовала это и готова была ради детей на любые испытания. Но вернемся к собаке.
Обессиленная от голода овчарка потянула носом, зарычала на всех и, увидев фантастическую еду из молока и печенья, припала к спасительной пище и вмиг выхлебала все. Здесь же, у чашки, сытая и в тепле, она уснула, вздрагивая во сне и ворча, должно быть, на свою нелегкую собачью жизнь.
И только мы понимали, что муки ее закончились, и она обрела уже заботливых хозяев и свой надежный дом.
– Я и сам есть хочу, мам, сто лет не ел, – обрадовал меня Женя.
И глядя на его счастливое, раскрасневшееся лицо, необыкновенный аппетит, я потихоньку заплакала:
– Не все так просто, сынок, у меня заныла душа, когда ты заскочил весь в инее, как будто был спрессован в холодном сугробе. Мне надо знать, что случилось…
– Да, все в порядке, все позади, ну, потом, когда-нибудь… А я завтра на рынок пойду, работают же там люди, и я попробую. А звать-то будем как нашу красавицу? – перевел он разговор.
И тут братец с сестрицей выложили целый список кличек дворняг.
– По экстерьеру вижу: породистая собака и красоты будет необыкновенной! И назвать мы должны ее необычно, чтобы сами гордились ей, а люди уважали. Будет Шери, – решил Евгений.
– Непонятно, но красиво, – согласились младшие.
Так вошла в нашу жизнь Шери, всеобщая любимица, спасенная и спасительница. И навалились необыкновенная ответственность и каждодневная забота, доставшиеся, конечно же, мне. Но я не роптала – знала, что так надо. Мыслями возвращалась в тот тревожный день, благодарила Бога за то, что послал Евгению в миг душевного отчаяния двух несчастных бродяг, и боготворила Любовь к удивительным созданиям природы, собакам, которая томилась в сыне с детства, чтобы в нужный час пробудиться и вернуть его к жизни.
Глава 3. Шери – не собака?!
– Смотрите – медведь! – удивлялись все прохожие, показывая пальцем на Шери.
– Нет! – это собака. Чистокровная немецкая овчарка! – с гордостью сообщали мы.
– Ха-ха! У нее косточки можно только под рентгеном отыскать. Что ж вы ее так закормили?! – неодобрительно смеялись люди.
И действительно, Шери превратилась в черную кудрявую гору. «Кочегарка» работала бесперебойно, в нее загружали все самое вкусное, что появлялось в доме. Только и слышалось: «Кочегарка открывается, кочегарка закрывается». А когда собака не могла уже есть, эти озорники, Машутка и Мишутка, шептали ей на ухо: «Мишка съест, Шери, не давай!» И бедная собака, рыча, заглатывала все, хотя желудок был уже набит до упора.
Шери превратилась в танк и начала крушить все на своем пути: двигала диваны, столы, грызла кресла, тапочки, шапки и рукавицы, часы и утюги, настольные лампы и даже ценные книги, – все, что попадалось на зуб. Страшный прогноз отца сбылся: в доме не было «живого места».
И всем стало ясно: невоспитанная собака – стихийное бедствие, и нашей Шери нужна профессиональная дрессировка. Но мы были и так счастливы. Беспредельная любовь сыграла с нами злую шутку: мы пребывали в сладком и разрушительном сне. Шери была полноправной хозяйкой в доме.