Моя любимая стерва
Шрифт:
— Да что же это такое? — вторично возопила я с отчаянием и на этот раз стояла не меньше двадцати минут, надеясь, что неизвестный шутник себя проявит. Потом со злости хлопнула кухонной дверью, решив, что ноги моей там больше не будет.Ночью я спала плохо, а утром вышла на прогулку, игнорируя почтовый ящик. Возвращаясь уже ближе к десяти, сразу же заметила, что в нем что-то есть, сердце стремительно скакнуло вниз, а я досадливо поморщилась, но поспешила открыть ящик. Сотня и записка: «Сегодня в 8.15. Ты очень красивая».
— Удивил, — скривилась я. Ясно, записку писал мужчина, женщине ни к чему делать мне комплименты. — Это шуточки Максима, — кивнула я, ни на секунду в это не поверив. Максим, конечно, иногда ведет себя довольно
— Уезжай немедленно, — шипела я, очень надеясь, что обладаю хоть небольшим даром телепатии. — Уезжай…
Как бы не так. Мой муж — человек совершенно невозможный, ему надоело сидеть в машине, он ее покинул и начал прогуливаться возле дома, проскочить незамеченной не удастся, а время поджимало… Я взглянула на часы и охнула: 8.25. Даже удивительно, как меня это раздосадовало. Я кинулась к своему подъезду, совершенно не обращая внимания Максима .
— Аня! — крикнул он и даже пробежал несколько метров веселой рысью.
— Что ты здесь делаешь? — сдвинула я брови.
— Жду тебя, — удивился он. — Я звонил. Ты проверяла автоответчик?
— Нет. У меня еще не было времени.
— А чем ты занята? — удивился муж.
— Как будто у меня нет дел, — проворчала я, косясь на часы. Можно было не торопиться, хотя… — Ладно, пошли, — вздохнула я и зашагала к подъезду.
Утром записки не было. Я топнула ногой, а потом устроила нагоняй Ромео за то, что он ленив и еле двигается. Пса стало жалко, и я взяла его на руки. День выдался какой-то нервный, читать не хотелось, а все предметы непостижимым образом валились из рук. Около шести я задумалась, стоит ли подходить к окну? Почему бы и нет? Что я, к собственному окну не могу подойти? Например, в семь, а потом и в восемь пятнадцать. Мое окно, хочу — подхожу, хочу — нет… Я подумала о почтовом ящике и решила еще раз его проверить. До сих пор записки приходили утром, но кто знает… Записка была вместе с неизменной сотней, но почерк другой. Это насторожило, и я прочитала записку несколько раз: «Что случилось? Сегодня в 8.15. Ладно?»
— Ладно, — кивнула я и поднялась к себе, Ромео стоял на пороге и взирал на меня с непониманием.
В восемь пятнадцать я была возле окна и пялилась в никуда не менее получаса, но так и не приблизилась к разгадке происходящего. Потом села за стол и начала писать письмо или ответную записку, это уж кому как нравится. «Кто вы? — старательно выводила я на дорогой бумаге розового цвета. — Что означает эта странная шутка? Перестаньте посылать мне деньги, я в них совершенно не нуждаюсь. Если вы не пожелаете объяснить мне, в чем дело, я перестану выполнять ваши непонятные просьбы». Перечитав записку несколько раз, я осталась довольна, подколола к ней деньги скрепкой и спустилась к своему почтовому ящику. Положила в него записку, а дверцу прикрыла не очень плотно.
— Он должен это заметить и поинтересоваться, — решила я и удалилась.Он не поинтересовался, записка три дня пролежала в ящике никому не нужная. Даже деньги никто не свистнул… Шутник никак себя не проявил, моей записки взять не пожелал и своей не оставил.Я разозлилась и два вечера подряд ходила
— Вот и жди, — отрезала я и подумала, а не сходить ли еще разик в театр, но ровно в семь стояла возле окна, впрочем, опять-таки безо всякого толку.В половине восьмого я заварила чай покрепче и сказала, глядя на собаку, за неимением другого собеседника:
— Хорошо. Он не желает показаться, но эти записки каким-то образом попадают в мой ящик? Мы выследим этого типа…
Утром я разбудила Ромео, и мы вышли гулять. Пес зевал и смотрел на меня без одобрения. Кроме нас, в такую рань на прогулку отправился только соседский кот, хотя, возможно, он с нее возвращался. Я села на скамейку возле подъезда и раскрыла книгу, предложив Ромео побегать по двору. Бегать он не любил, поэтому забрался под лавку и уснул. Где-то через час стали появляться люди. Я продолжала увлеченно читать, а Ромео спать. Ближе к обеду он выбрался из-под лавки и принялся застенчиво скулить. За время сидения я познакомилась с тремя соседками и их животными, но ничего полезного для себя не узнала. Проверила почтовый ящик: пусто, что неудивительно, личности подозрительной наружности в подъезд не входили.
Наспех перекусив и накормив пса, я вернулась на скамейку, предварительно проверив ящик. Сидела я до десяти вечера, объяснив любопытным старушкам, что накрасила в квартире полы и спасаюсь от запаха.
На скамейке в окружении старушек меня и обнаружил Максим. Мы поднялись в квартиру.
— Что ты там делала? — не выдержал он.
— Где?
— На скамейке.
— Дышала свежим воздухом. После статьи в газете я не отпускаю Ромео одного, это просто чудо, что его до сих пор не съели.Муж долго меня разглядывал и безуспешно пытался что-то понять, совершенно напрасно, между прочим, я и сама себя не понимала.Три дня я просидела на скамейке. За это время услышала потрясающие комментарии к последним политическим событиям, но к разгадке тайны, так занимавшей меня, не приблизилась даже на полшажочка. Почтовый ящик был пуст, а я, как частный детектив, терпела полное поражение.Утром четвертого дня я спала до восьми и перед выходом на прогулку ящик принципиально игнорировала, ночерез час заглянула в него и ахнула: листок в клетку, скрепочка и на этот раз две сотни. «Что случилось? — вновь вопрошал неизвестный. — Сегодня в восемь. Хорошо? Очень прошу».
— Нет, ты полюбуйся! — всплеснула я руками, обращаясь к любимому животному. — Как, по-твоему, эта дрянь сюда попала? — Ромео начал скулить, преданно глядя мне в глаза, тряхнул ушами и тяжело вздохнул. Я стала подниматься по лестнице, рассуждая вслух, а Ромео неловко запрыгивал на ступеньки и поглядывал на меня с сочувствием. — Должно быть, он за нами следил и видел, что мы дежурим у подъезда. А сегодня ночью прокрался и оставил записку. Ужасно хитрый тип, ты не находишь? Пожалуй, сидение на скамейке нам ничего не даст. Тут требуются меры посущественнее.
Ближе к вечеру я стала размышлять, стоит ли подходить к окну. Три вечера подряд я сидела на скамейке и сторожила своего корреспондента, а он, видимо, надеялся меня увидеть… Черт возьми, откуда он за мной наблюдает?
Я придвинула телефон и принялась обзванивать всех знакомых, надеясь, что у кого-то найдется полевой бинокль. Он нашелся, но в настоящее время был довольно далеко, на даче моей подруги Наташки. Завтра она обещала его привезти, а вот сегодня нет — и все тут. В пустых разговорах время пролетело незаметно, часы начали бить восемь, а я бросилась в кухню, замерла, глядя в окно, пытаясь уловить хоть какое-то движение, и шептала побелевшими от злости губами: «Где же ты, черт тебя возьми? Ну давай, покажись мне!»