Моя любовь взорвется в полдень
Шрифт:
Я встал у стеллажа, набитого скоросшивателями с делами, которые мы благополучно завершили и передали в следственный отдел. Может быть, кто-то из разоблаченных преступников захотел отмстить мне? Нет, малоубедительно. Какой смысл в этой мести, если я не знаю, кто и за что мне мстит. Как минимум расправе должны были предшествовать угрозы, шантаж, анонимные звонки с требованиями…
Никулин громко рассмеялся от прочитанного, хлопнул себя по лысине.
– Зачитываю цитату из заявления! – сказал он. – "После того, как я купила у него все лотереи, и все они оказались с выигрышем, я спросила,
Я взял со стола ключи от сейфа и открыл его, хотя прекрасно знал, что в нем нет ни одного дела.
– У меня создается впечатление, – произнес Никулин, не отрываясь от чтения, – что ты ищешь бутылку. Могу предложить стаканчик "Настойки рябиновой на коньяке".
Так же, не поднимая головы, он протянул руку к подоконнику, взял бутылку с этикеткой, на которой почему-то был нарисован то ли металлопрокатный завод, то ли ТЭЦ, и водрузил ее на стол передо мной. Я выдернул пробку зубами и наполнил чашки, на дне которых остались засохшие черные кружочки от кофе.
– Как ты думаешь, Иоанн, – спросил я, снова возвращаясь в кресло и занюхивая рябиновую настойку яблочной долькой. – Кто и за что мог бы меня убить?
– Мы могли бы убить, твои сотрудники, – тотчас ответил Никулин. – За что, что мало платишь.
Я остался удовлетворен этим ответом. Манеру разговора Никулина я познал давно, привык к ней и научился без труда ориентироваться в том словесном хаосе, который он возводил всякий раз во время нашего общения. Никулин прекрасно понял, что именно я хотел узнать, но коль не смог ответить по существу, то ответил шуткой.
– А что, на тебя готовится покушение? – после недолгой паузы уточнил он.
Я не стал рассказывать ему о том, что произошло у сквера. Никулин бы заволновался, начал задавать мне массу вопросов, выпытывая детали, а потом сорвался бы с цепи, разыскивая заляпанную грязью "десятку". А разыскать ее – всё равно, что самолет, который пролетел где-то высоко в небе.
– Да я так, – отмахнулся я. – Фантазирую. Читай, читай про пенсионеров, не отвлекайся по пустякам.
Ладно, Кирилл, сказал я себе, наливая второй стакан настойки, хватит делать вид, будто веришь, что в тебя стреляли за какие-то старые дела, которые ты расследовал. Надо поменьше лазить по воздуховодам подозрительных учреждений, да разговаривать с утопленницами, тогда стрелять никто не будет.
Я вышел в коридор, встал у книжного шкафа, где хранилась всевозможная справочная литература. Пробежал глазами по корешкам: "Энциклопедия преступлений", "Криминалистика", "Все пистолеты мира", "Сильнодействующие и наркотические вещества"… А вот то, что нужно – "Справочник медицинских учреждений".
Никулин на мгновение поднял голову, глянул на меня. Если я с этим справочником уединюсь у себя в кабинете, он сразу поймет, к какой области приварились мои мысли, и уже не оставит меня в покое своими расспросами. Лучше полистать его здесь же, в коридоре, как бы походя, от нечего делать.
В разделе "Психиатрические больницы" значилось всего два заведения, находящихся в черте города. Я стал просматривать раздел "Неврологические диспансеры", но и здесь не нашел ничего похожего на реабилитационный центр. Только в самом конце брошюры, где на подверстку дали два десятка частных медицинских учреждений, я нашел то, что искал. "Реабилитационный центр "Возрождение". Рядом – номер телефона. И больше ничего.
У меня немного отлегло с души. Коль это заведение официально существует и обозначено в общедоступном справочнике, значит, не представляет угрозы. Это же не бандитский притон или не особняк главы корсиканкой мафии.
Я вернул брошюру на место и с нарочитым вниманием стал листать справочник по ремонту и отделке офисов. Никулин продолжал кидать на меня любопытные взгляды. Вот, действительно, профессиональный сыщик. Вынюхивает всё, что можно вынюхать, даже если в этом нет никакой необходимости. По неискоренимой привычке. Пять лет Никулин пахал в милиции, дорос до старшего оперативника, а потом вдруг в одночасье уволился. Сколько бы я ни пытался расколоть его на признание, почему он так поступил, Никулин стоически молчал. Все характеристики у него были блестящими, коллеги его любили и до сих пор звонят в агентство, чтобы поздравить с днем милиции.
– Схожу-ка я за копченой рыбкой, – сказал я. – А то от твоей горно-обогатительной настойки у меня во рту привкус чугуна.
Это был всего лишь повод. Я купил триста граммов копченой мойвы, бутылочку водки и пару бутылок пива, и только потом направился к телефону-автомату. Набрал номер, который вычитал в справочнике.
Ответил неестественно оптимистический, почти радостный женский голос:
– Центр "Возрождение", здравствуйте! Чем могу вам помочь?
Я сходу придумал легенду:
– Девушка, моя жена просто с ума сходит от ревности ко мне. Втемяшила себе в голову, что у меня есть любовница, и рыдает все ночи напролет. Семейная жизнь превратилась в кошмар. Я боюсь, как бы она с собой чего плохого не сделал. Нельзя ли ее определить к вам на лечение?
– К сожалению, нельзя, – тем же счастливым голосом ответила девушка. – Мы принимаем только по направлению больниц после суицидального пароксизма и по заключению наших специалистов.
– Я готов заплатить хорошие деньги, – настаивал я. – Если я буду дожидаться суицида, то ваша помощь уже может не понадобиться.
– Это невозможно, – с мягкой настойчивостью вновь отказала девушка. – У нас такой порядок.
– Тогда соедините меня с вашим директором! – сердито крикнул я.
– Я очень сожалею, – промурлыкала девушка и положила трубку.
"Ничего настораживающего, – подумал я, вешая трубку на рычаг. – Вполне вежливая секретарша с милым голосом. Достаточно открытое учреждение с совершенно прозрачными условиями приема пациентов. Чем же я напугал охранников "Возрождения", что по мне из автомата стреляли?"