Моя навсегда
Шрифт:
– Может быть, пройдем в квартиру? Чего же мы тут, у лифта разговариваем? – выговорил мой рот, и только потом я поняла, что проходить с незнакомцем в квартиру – последнее, что нужно было предлагать.
Что я делаю? Что хочу – то и делаю. А хочу я, чтобы мы прошли с ним в квартиру. Я хотела побыть с ним еще.
– Думаете, это будет уместно? – удивился он. – Димы же нет дома. Хотя, впрочем…
Мужчина задумчиво нахмурил лоб, а я опешила – не поняла, о каком Диме идет речь.
Впрочем, куда больше меня вдруг заинтересовало, как можно изменять и чего может не хватить, если у тебя – такой мужчина! И искорки от его глаз, когда улыбается – как лучи. Возраст? Наплевать. Впрочем,
Митька!
– Давайте пройдем, может, даже так и лучше, потому что я как раз хотел поговорить с вами, – решился наконец он.
Я открыла дверь в квартиру, и мы зашли внутрь, в темноту прихожей, когда меня вдруг озарило. Нако-нец-то.
Митька. Дима! Все-таки пришла беда. Нельзя нам в квартиру. У нас там много острых, колюще-режущих предметов. Но мы уже стояли в прихожей.
– Да о чем можно со мной говорить? – Я вернула себе такую нужную в тот момент враждебность. – Я к его делам отношения не имею, вы поймите, я же за него не могу отвечать. Я понятия не имею, что у него в голове и что он натворит в следующую минуту.
– Для человека, который не имеет никакого отношения к Дмитрию, вы поразительно хорошо его знаете, – сказал он, стоя совсем рядом со мной в темноте.
Я щелкнула выключателем и тут же наткнулась на лазер его голубых глаз. Лучистые, смеются. Не злится. И вдруг он расхохотался так заразительно, что я против воли заулыбалась. Гелий, летучий газ, от которого я, как Джейн Бэнкс из «Мэри Поппинс», подлетела под потолок. – Не волнуйтесь вы так, никаких проблем я вам не доставлю.
– Обещаете? – спросила я, и Дмитрий Евгеньевич покачал головой.
Я подумала: так обычно начинаются истории с самыми большими проблемами. Другими проблемами, о которых я пока даже не думала. Какое умное, интеллигентное лицо. Нет. Драки не будет.
– И кто вы ему будете, моя уважаемая София Олеговна?
– Кому?
– Дмитрию, – пояснил он суше.
Я прикусила губу, я не хотела бы об этом говорить.
– Я его сестра, – ответила я.
– Вы его сестра? – неожиданно оживился он. – Он же вроде Дмитрий Дмитриевич. А вы – София Олеговна, правильно же?
– Я – двоюродная, – упиралась я, но на всякий случай отвернулась.
Не стоит смотреть в лазерные глаза мужчин, когда говоришь заведомую ложь. Я оглядела прихожую. Нехорошо, бардак, и пыль, и разбросанные по полу сапоги и кроссовки.
– А я думал, вы его девушка, – продолжал он.
– Все так думают, но нет. На самом деле нет.
– На самом деле вы просто его двоюродная сестра. Живете с ним.
– Я учусь в Москве, а живу в другом городе. Митя… в смысле, Дима – он из Ярославля, так что было решено, что так будет правильно и выгодно, если мы будем снимать на двоих квартиру. Нам до обоих университетов отсюда недалеко, – я говорила и говорила под успокаивающее кивание Дмитрия Евгеньевича.
Он тихо слушал и улыбался.
– Не дорого тут снимать-то? Центр все-таки.
– Дорого, конечно, только нам повезло. У нас есть дальняя родственница, это ее квартира, так что она нам дала скидку. Не то чтобы большую, но по силам и, по крайней мере, цену не поднимает.
– Родственница? Не Аллочка ли? – спросил мужчина тоном вполне мирным и бытовым, но я ожидаемо захлопала ресницами.
Какая, к черту, Аллочка. О чем он, а?
И тут вдруг – бабах! – действительность прогрохотала взрывом, и мое здание подорвалось где-то в районе фундамента и теперь оседало вниз, в кратер грязными клубами пыли и цемента. Террористический
– Кто? – переспросила я осторожно.
– Аллочка? Она мне, как бы это сказать… не золовка, нет. Кума, наверное. Моя троюродная кузина, – сказал мужчина. Выстраивая в уме длинную и сложную цепочку из родственников, он водил по воздуху длинным пальцем, словно рисуя родовое древо. Я как-то сразу обмякла и побледнела, захотелось присесть. – А вы, значит, Димина сестра. – И он улыбнулся еще радостнее.
– Двоюродная, – пробормотала я.
– Понятное дело, – согласился он. – Учитывая, что ни у меня, ни у его мамы нет братьев и сестер, лучше сразу говорить всем, что троюродная, – и он пристально посмотрел на меня.
Я молчала, стараясь справиться с биением пульса в висках. Я поняла, кто передо мной, и поняла, что это не чей-то муж. Это – Митин отец. ОТЕЦ! Как сказал тогда Митя? «ДНК не выбирают». Значит, вот против ТАКИХ генов Митька протестует.
Псих, что ли? Да его отец – самый красивый, самый незабываемый из всех людей, что я видела на этой земле.
Да Митька недотягивает. Природа подшутила над ним. Он был похож на своего отца, как хорошая копия на уникальный шедевр, и я подумала: может, в этом все и дело? Может, это ревность? Тот же рост, та же осанка, тот же упрямый подбородок, но у Митиного отца черты лица выписаны с точностью и гармонией статуй Бернини, а Митю лепил жестокий в стремлении к правде Роден. Митины глаза – серые, тревожные, даже злые, как туча. Глаза его отца – удар молнии, голубое небо, познание всей бесконечности мира за один взгляд. Сын своего отца во всем, включая опасное животное обаяние. Если бы мне вдруг пришлось выбирать, я предала бы Митю – и трех раз не понадобилось бы, пошла бы за его отцом, как за дудочником из Гамельна – в секунду, не раздумывая, не терзаясь муками совести. Я уверена, и за это Митя тоже неосознанно ненавидел отца.
– Скажите хоть что-то, – попросил Дмитрий Евгеньевич. – В конце концов, я вовсе не хотел вас напугать. Просто решил прояснить этот вопрос, чтобы не ставить в неловкое положение. Ну что вы побледнели, словно я – демон из преисподней?
Я была совершенно не готова к такой встрече.
– Дмитрий… Евгеньевич, я не знаю, что сказать. – Мой голос ломался и трескался.
– Ну и ничего не говорите, я сам вам скажу все, что нужно.
Он повесил пальто на вешалку, помог мне снять пуховик, провел на кухню, поставил чайник. Я безмолвно наблюдала за этим захватом власти и тихо радовалась, что мне не нужно ничего делать или говорить.
Чайник зашумел, а Дмитрий Евгеньевич прислонился к стене и посмотрел на меня.
– Я приехал, потому что Катя волнуется. Я просто хочу поговорить с сыном.
– Катя? – как попугай, повторила я.
– Катя, – кивнул он. – Димина мать. – И он пальцами зачесал темные, с проседью, волосы наверх.
Высокий лоб говорит об уме? Пальцы длинные, подвижные. Порода – вот как это называется. То, чего во мне никогда не было. Я была дворняжкой, Митин отец – доберман, граф. Митька – сын, нажитый от служанки с кухни. Грех попутал, с кем не бывает. Породистый мужчина в дорогой рубашке и галстуке заваривал чай в нашем чайнике с отбитым носиком, а в моей голове мелькали мысли – одна страннее другой. Нет, Митька тоже из доберманов, и с каждым годом, наверное, это будет проявляться все сильнее. Ему просто не хватает своеобразной холености. Его воспитывала служанка с кухни, а так они похожи. Боже, как же они похожи, если всмотреться!