Моя не понимать

Костинов Константин

– Я не собираюсь вас убивать. Вы арестованы.

– Арестован? – Министр расхохотался. – Неужели у вас есть и приказ о моем аресте?

– Господин Хыгр!

Димка достал бумагу. Министр даже не взглянул на нее.

– Это либо фальшивка, либо беззаконие. Арестовать дворянина за измену может жандарм, имея приказ, подписанный королем и утвержденный Советом аристократии. Наш король, при всей своей горячности, не пойдет против древних законов и мнения влиятельных людей. Или вы сменили место работы?

– Откуда вы знаете, может быть,

за дверью стоит герцог Алекс?

– Герцог Алекс? Я поставлю последнюю монету на то, что его там нет. Этот мерзавец сегодня ночью умер от удара. Распереживался после смерти дочери, а теперь и после несправедливых обвинений в убийстве Этьена…

Министр скрипнул зубами и ударил кулаком по столу:

– Этот подонок мертв! Никто другой арестовать меня не может…

– Не может по обвинению в измене. Арестовать дворянина по обвинению в убийстве могу даже я.

– Убийстве? Кого же я убил?

– Своего сына. А это даже не петля. Это костер.

– Не смейте… – прошипел министр, – не смейте…

– Смею. Очень даже смею. Поверьте, я повидал убийц.

– Докажите! Вы не сможете доказать это!

Не так, совсем не так будет вести себя несправедливо обвиненный…

– Я это уже доказал. Король мне поверил.

– Я буду все отрицать!

– На столе у палача вы признаетесь во всем.

Министр сел, ненавидящим взглядом испепеляя господина Шарля, спокойного как удав.

– Как ты это понял, проклятый нюхач? Тебя даже не было в доме, там сновала только твоя обезьяна…

– Яггаи, как я недавно понял, умный и сообразительный народ. Ваше преступление раскрыл именно господин Хыгр. Хотите послушать?

Министр осунулся. Спрятал лицо в ладони.

– Почему на вашем столе лежала шпага сына? – Голос господина Шарля звучал как приговор судьбы. – Что нужно для того, чтобы кавалерист, и хороший кавалерист, бросил оружие?

Министр молчал.

– Вы рассказали сыну о своих планах. Иначе что бы он делал ночью в вашем кабинете? Вы вызвали его для разговора и предложили ему присоединиться. Не подумали, что для молодого горячего юноши присяга – не пустые слова. Могу поспорить, вы кричали друг на друга, но стены вашего дома толсты, а слуг ночью на этаже не было. Сын отказался, и вы попытались приказать ему, не как отец сыну, а как командир – подчиненному. Он сорвал шпагу и бросил к вашим ногам. Что потом?

Министр молчал.

– Ваш сын сказал, что обо всем сообщит королю? Хотя нет. Такое вас бы не взбесило. Вы ведь убили сына в бешенстве?

Министр молчал.

– Я знаю, что ваш сын сказал. Что он сообщит обо всем герцогу Алексу, вашему злейшему недругу. Он выкрикнул это и повернулся к двери. Вы выскочили из-за стола и бросились за ним. Может быть, в этот момент вы еще не думали об убийстве, вы хотели остановить, объяснить… И тут вам на глаза попался егерский нож на ковре.

Министр молчал.

– Вы схватили нож и отработанным ударом перерезали сыну горло. Он упал, головой к двери, уже такое положение тела показывает, что он стоял спиной к столу, за которым мог находиться только хозяин кабинета. Вы.

Министр молчал.

– Вы – солдат, сеньор министр, вы не убийца. Скорее всего, вы действовали в панике, и ваши попытки запутать следы только увеличили подозрение. Вы вложили в руку сына пуговицу жандарма, не думая, что оторвать ее от мундира убийцы, стоявшего за спиной, ваш сын не мог. Вы придумали историю о проходившем по улице жандарме и не сообразили, что увидеть его из-за забора высотой в два с половиной ярда вы просто не могли. Почему вы вообще решили обвинить жандармов? Просто потому, что их начальник – ваш враг?

Министр молчал.

– Чтобы убедить всех, что в дом проникли снаружи, вы разбили окно, однако осколки стекла на траве показали, что стекло выбито изнутри. Вы приставили лестницу, слишком хлипкую для кого-то, кроме вашего садовника-летуна, и даже не удосужились хотя бы встать на нее, чтобы ножки лестницы погрузились в землю. Раз в дом не проникали снаружи, значит, убийца находился внутри. А кто мог убить Этьена мастерским егерским ударом? Только вы, ведь вы служили в егерях в молодости. Садовник был денщиком и не обучен вашим ухваткам, дворецкий – военный моряк, охранники – мушкетеры. Вашего сына убили вы.

Министр поднял голову.

– Этьен… Он не мог предать своего короля. Короля! Такого же мальчишку, как он сам, не умеющего управлять страной. Этьен не понимал, что он сам, сам может стать королем! Он крикнул, что сообщит обо всем Алексу, этому старому негодяю, с которым мы чуть было не породнились. Я благодарен тому ненормальному, который убил Анну, потому что из-за него этого не произошло!

– Чем вам помешала королева? – В голосе господина Шарля, до этого момента бесстрастном, мелькнула искорка ярости.

– Королева? Простая горожанка! Давно пора разрешать становиться королями только распространенным расам, чтобы не приходилось искать им жен среди простонародья! Она портила короля!

Господин Шарль поднялся и достал наручники.

– Плох он или нет, он наш король.

– Король?! – выкрикнул министр. – Думаете, он настоящий король?! Тогда взгляните на это!

Министр резким движением сдернул ткань и откинул крышку сундука, стоящего на столе. Небольшого, с полметра в ширину, зеленого цвета, обитого тусклыми медными полосами. Две ручки по бокам и кольцо на крышке.

Глава 45

С крышки свисали обрывки инициирующих нитей.

Лицо министра изменилось, как у человека, который обнаружил совсем не то, на что рассчитывал. Но к этому моменту смотреть на него было некому.

Димка и свернувший меч господин Шарль выскочили в двери, умудрившись не застрять в проеме.

Остановить взрыв уже нельзя. Можно успеть убежать…

В приемной замерли, как на фото, эльфы-гвардейцы, обезоруженная охрана, мальчишка-гном. Всех их сейчас размажет по стене…