Моя панацея
Шрифт:
К вспышкам своей злости я давно привык, а её страх чувствовать не хочу, мне от него физически плохо становится.
— Оденься, — приказываю, чтобы переключить её внимание на что-то другое, простое и привычное, понятное и правильное в этой ситуации. — Просто возьми эти чёртовы шмотки и надень!
— Да-да, ты прав. Что же это я, да? Голая.
Инга медленно кивает, на мгновение закрывает глаза и делает глубокий вдох. Носом втягивает воздух, шумно выдыхает ртом и так несколько раз подряд, пока во взгляде не
Вот так-то лучше, девочка. Так намного лучше. Ты справишься, ты молодец.
— Меня так делать психолог научила, — говорит очень тихо и смотрит на меня доверчиво. — Так надо, если очень страшно.
— Не бойся, это мой дом, ты моя женщина, потому никакие они тебя здесь не достанут.
— Ты не понимаешь, — она касается горячими ладонями моей груди, упирается с силой, даже ногтями слегка царапает и смотрит, смотрит в глаза безотрывно. — Максим, не в том дело, что Василий появился здесь. Это Павлик! Он…
— Павлик? Это он сдал адрес? Впрочем, что удивительного, если он гнида?
— О, я даже не думала, что до такой степени, — тяжело вздыхает и отходит от меня. Сосредоточенно, серьёзно начинает поднимать вещи с пола, одеваться, а я натягиваю штаны.
— Максим, не ходи! — просит Инга, но я отмахиваюсь. — Пожалуйста. Не нужно тебе с этими людьми общаться. Не надо! Они умеют лгать, выдавать желаемое за действительное, у них извращённый ум. Они отвратительные.
— Просто побудь здесь.
Плевать, что на улице ноябрь и в одних штанах могу околеть. Мне до такой степени жарко, меня душат эмоции, хочется настучать себе по голове, что не подумал об этой семейке раньше, не хватило времени разработать план, успокоить их раз и навсегда. Расслабился. Зато теперь один из этих упырей за моим порогом.
Я влетаю в свой кабинет, хватаю со стола телефон и быстро набираю номер Сергея, чей дом рядом с моим — нам с ним так намного удобнее.
Главное, не торопиться. Главное, не делать глупостей — это единственное, что меня волнует. Да, чёрт его возьми, я боюсь не сдержаться и наломать таких дров, что потом ни за что не расчухаюсь.
“Это Павлик”, — шумит в голове мысль на бесконечном повторе, щедро подбрасывая в костёр моей ярости сухие поленья. Это ж надо было таким козлом мелочным уродиться.
Выхожу во двор, окидываю взглядом дом за спиной, смотрю на окно сына. За ним тьма, Ярик спит, и я вспоминаю обещание, которое дал, когда стал отцом: не лить кровь.
Я постараюсь сдержать своё слово, сынок. Очень постараюсь.
Калитка отъезжает в сторону, я складываю руки на груди, а прохладный ветер гуляет по голой коже.
Я жду.
Сначала появляется Валера — один из охранников, следом его коллега Пётр, который буквально вталкивает высокого долговязого мужика во двор, а следом вырисовывается внушительная фигура
Я благодарен ему, что даже в свой заслуженный и законный выходной не отказал мне и пришёл по первому зову, хотя более чем уверен — он до этого наверняка с какой-то девицей скакал на высоких амплитудах.
— Ребята, возвращайтесь на пост, мы с Сергеем Петровичем сами разберёмся.
Парни кивают и через мгновение их будто ветром сдувает.
— Чем обязан? — спрашиваю внезапного гостя, а он осматривает двор. Его ничего не тровожит, он любуется моими владениями. Алчно так, жадно всматривается в каждую деталь.
Разглядывает дом, газон, идеально подстриженные кусты. Ковыряет ногой плитку, присвистывает и наконец-то смотрит на меня. Улыбается так широко, что я не сразу понимаю, что кроется за этой улыбкой. Но когда Василий делает шаг ко мне и протягивает руку в приветствии, понимаю. Ему нравится! То, что видит вокруг себя. Он в восторге.
Наверное, уже прикидывает в уме, сколько их семейка может стрясти с нового родственника. Правда, не помню, в каком месте на мне тату набито со словом “лох”.
— Максим Викторович Пожарский, доброго вам вечера, — растекается патокой, елеем, а я смотрю на протянутую руку с брезгливостью. — Наслышан, очень наслышан. Смотрю, божьей милостью вы многого добились! Хорошим людям всегда воздаётся по заслугам, бог великодушен.
— Заткнись, придурок. Ты вообще кто такой? — даю ему возможность отхаркать свою любезность, которая ни в одном месте не тарахтела, и наконец перестать корчить из себя великого благостного старца.
— Я же Василий! Двоюродный брат Инги, — заявляет растерянно и таращится на дом за моей спиной. Делает шаг вперёд, но я выставляю руку, не даю ему приблизиться. — Ингуша разве не рассказывала вам о своей семье?
Я не знаю, что сейчас отражается на моём лице, но вряд ли радость и счастье, потому что долговязый Василий отступает ошарашенно. И без того длинное сухое лицо вытягивается сильнее, а редкая светло-русая бородёнка топорщится.
— Ты зачем явился, Василий? Гостинцы от матушки привёз? Соленья-варенья, колбасу домашнюю?
— Я повидаться хотел, — почти обиженно. — Инга совсем забыла о нас, это нехорошо. Номер сменила, адрес. Хорошо, с мамой один добрый человек связался, подсказал, где блудную искать.
Прости, сынок, но ещё немного и я выбью этому уроду мозги.
Я делаю к нему шаг, он отступает, снова подхожу, он трусливо пятится, пока не упирается в спину Сергея. Тот почти дружелюбно фиксирует своими лапищами его тощие плечи — этот лёгкий якобы захват надёжнее любых цепей, Серёга очень сильный.
Василий, похоже, не из тех, кто привык драться, потому даже не дёргается.