Моя первая любовь (сборник)
Шрифт:
Олег валится рядом. Улыбка, как фонарик, зажигает веселые карие глаза и все его смугло-румяное лицо.
– Здорово, правда?
– Правда! Здорово!
Рассказывает о Байкале, о тамошней природе. Я спорю: «Лена лучше! Таких сказочных скал, как на ней, поискать! Папин друг обещал одолжить моторную лодку, чтобы мы всей семьей съездили на Ленские столбы и на реку Чару за охтой – диким виноградом».
Удивительный мальчик Олег, с ним уютно и просто, словно мы знакомы сто лет. В Иркутске у него мама, отчим и сестренка, здесь – отец и жена отца. Отчим –
Ветерок приятно задувает в подсохший затылок. Над нами проходят ноги. Толстый Боба с Никиткой идут куда-то по берегу. Никитка велит брату высморкаться, Боба послушный – блестящая нить летит по ветру.
Олег задумчиво улыбается в спину братьям. Они понравились ему, я заметила. Он им тоже.
– Э-эй! Идите сюда! – раздается крик Фарида с той стороны, куда направляются эти двое.
Еще ноги. Чуть погодя слышу:
– Аря-а!
Лень вставать.
– Ая-а-а! – вторит Фариду Боба.
Свое укороченное имя я не люблю, в школе те, с кем поссорюсь, дразнят меня «Аря-харя». Родные зовут Аречкой, будто спрашивают: «А речка?»
Я – речка. Поднимаюсь, стряхиваю с себя песчаные берега. Теку на зов друзей, хотя есть подозрение, что мальчишки хотели бы видеть Олега, но не знают имени – познакомиться не успели. Вот он, ваш Олег.
Фарид обнаружил небольшую лодку на сухом склоне у тальниковых кустов. В боку пробоина, задранный нос со свисающим обрывком цепи тоскливо устремлен к реке. Но ребята рассматривают не лодку.
– Муравейник! – восклицает Олег. Фарид нечаянно угадал его увлечение.
Крохотные зодчие ловко придумали возвести дом прямо в лодке. Передняя ее часть прикрывает строеньице от ветра с реки. Непрерывно снуют по холмику бойкие жители, крепят сильными лапками щепочки и песчинки, захватывают клещиками ртов грузы крупнее своих бисерных телец. Эти хлопотуны отдыхают только зимой?
Никитка обдирает для меня кору на ветке. Муравьиный сок – лакомство специфическое, от одного упоминания скулы сводит, как при виде лимонных долек.
– Подождите, я сейчас! – срываюсь, бегу к валуну. Денег у меня нет, но есть горбушка.
Муравьиные купцы!Продадите леденцы?А за вкусную едуВам копеечки дадут!«Купцы» льнут к послюненным веткам и делятся с нами соком – кислее лимона, красной смородины и щавеля, вместе взятых! Сок обжигает уголки губ. Вокруг гудит шмель, привлеченный остатками пиршества, на обсосанных палочках. Сотни тружеников закапывают в кладовки крошки хлеба.
Для муравьев это, должно быть, манна небесная. Ею они будут кормить матку, чтобы она отложила личинки, из которых вылупятся новые строители, рабочие, воины и добытчики. Так сказал Олег. Он без труда стал центром притяжения всех глаз и ушей, даже в сонливом лице Бобы проснулся интерес.
– Давайте разроем? Посмотрим на матку с личинками, – предлагает Фарид и, не дожидаясь нашего согласия, размахивается веткой, как саблей, – срубить верхушку. Олег успел перехватить.
– Ты что?! – вспыхивает Фарид.
В воздухе пахнет дракой. Вне общежитского двора «бхай бхай» не используется, и Никитка расстроен – чью сторону взять? Плохо, что я не обулась, в сандалиях легче пинаться.
– Знаешь, почему муравьи – в лодке?
– Почему? – Фарида деморализовал мирный тон противника.
– Потому что они как люди. Может, среди них путешественники есть.
– Ага, и купцы с кондитерской фабрикой, – криво ухмыляется Фарид.
– Я в журнале «Вокруг света» о муравьях-геологах читал.
Олег рассказывает о том, как геологи (люди) нашли на муравьиной тропинке крупицы золота, а потом сам муравейник – сплошь из золотого песка!
Фариду еще больше хочется разрыть холмик и посмотреть, что там внутри, но желание начать погром первым перегорело.
– Так и так кто-нибудь затопчет… Или собаки раскопают…
– Собаки для насекомых – как великаны, – говорит с облегчением Никитка. Рад, что драка погасла. – Люди еще великанистее. Перенести бы муравейник отсюда.
– Куда?..
Мы молчим, очарованные чудом разумно устроенной жизни. Она – миниатюрный прообраз нашей, такой же беззащитной перед лицом неведомых опасностей. Атомный гриб войны, астероид, вечная зима – мало ли что способно погубить человечество.
За полосой берега и дорогой отстраненно шумит город. Над трудолюбивой горкой гудит бомбардировщик-шмель. Наше затянувшееся молчание прерывает раскрасневшийся от жары и волнения Боба. Силится донести до нас ускользающую мысль, но непокорные слова не поддаются, путаются и распадаются на отдельные звуки. Мы ждем. В натужном выдохе Боба наконец делится каким-то огромным открытием:
– Босикомы!
– Насекомых жалеет, – привычно «переводит» Никитка.
В следующую минуту четырнадцать рук выгребают песок и мусор из-под бортов лодки, с ее дна, оставляя нетронутым живой участок. Муравьи бестолково мечутся, падают, бегут, ползут в панике поверх черноголовых толп. Совсем как люди.
…Мы не собираемся крушить ваше жилье – напротив, хотим вас спасти. Вы отправитесь по реке далеко-далеко. Нет, не на этом дырявом корабле, мы подарим вам другой. Он причалит к необитаемому лесному берегу, вы перетащите туда свой дом или построите новый. Вас там никто не обидит…
Солнце палит как бешеное. Пальцы ранятся о резучие корни тальника, в ногти забились песок и дерн, но мы не жалуемся. Боба сидит поодаль и с изумлением разглядывает муравьиную горку. До сих пор он, похоже, знал только то, что мог увидеть, потрогать, лизнуть, как кислую веточку с дарами «купцов», теперь же постиг нечто невещественное и тем не менее очень важное. Может быть, главное. Названия этому нет и у нас.