Моя первая любовь (сборник)
Шрифт:
Сидели на берегу озера. День был ветреный, ветер гнал волны. Саша насупился, молчал. Чтобы его как-то развеселить, я спела ему дурацкую песню про моряков-моряков, пересказала ему содержание своего ужасного романа про пиратов, а затем еще и фантастического. Саша внимательно слушал, время от времени одобрительно кивал. По завершении моего сольного выступления он сказал единственное, но очень важное для меня слово: «Нормально!» Я приободрилась, потому что он произнес это слово с интонацией, не оставляющей сомнений в том, что мои романы и песни – весьма приличного качества. Да. «Нормально» из Сашиных уст означало: отлично! талантливо! бесподобно! Саше больше и не надо
Саша вообще по природе своей был молчаливым, и, оставаясь наедине, мы зачастую просто молчали. Ходили вместе по берегу озера или по лесу и молчали. Нам было хорошо вместе даже молчать. Мы научились понимать друг друга без слов. Помню, что, завидев Сашину бабушку, которая везде нас искала (бедная, бедная бабушка! сейчас я понимаю, как она страдала от невозможности что-то изменить и помочь Саше), мы молча переглядывались и бежали прятаться.
Но однажды, незадолго до прощания, мне все же захотелось сказать ему какие-то важные, главные слова. Тогда, глядя на Сашу, я вдруг почувствовала, как меня переполняет что-то большое, прекрасное, настоящее, и мне захотелось выразить это чувство, облечь его в правильные слова. Но в десять лет я таких слов не знала, а потому растерялась и брякнула бессвязное: «Саша… навсегда!»
Впрочем, мне кажется, что Саша в тот миг понял все, что я хотела сказать. Он кивнул и сильно сжал мою руку.
«Навсегда!»
А потом все закончилось. Мы с мамой уехали из санатория, или Саша уехал – не помню уже, да это и не важно. Суть в том, что мы с ним потерялись, разминулись. Потом я думала, что надо было взять у него домашний адрес, можно ведь было писать друг другу, как-то поддерживать связь; можно, но… нельзя, потому что в десять лет ты таких вещей не понимаешь.
И лето как-то быстро закончилось, на горизонте уже заплакала дождями осень, и замаячила ненавистная школа. В ту осень мне было грустно и плохо, без Саши ничто не имело смысла. С тоски я даже уничтожила оба своих незаконченных романа – и про пиратов, и фантастический… Опыт первых потерь и первых разочарований – всегда тяжелый, болезненный, на разрыв; зато через боль и страдание мы быстро взрослеем. Я стремительно взрослела, перерастала свои детские тетрадки с глупыми стишками и песенками про моряков-моряков (теперь мне нравились другие стихи и другие песни – я переписывала в тетрадь стихи Есенина и слушала песни Высоцкого) и стыдилась прежних увлечений…
И только за тебя, Саша, мне никогда не было стыдно. Вырастая из себя прежней, меняя взгляды, вкусы, размеры одежды, я оставалась верной своей первой любви. Нашу с тобой историю, Саша, я не переросла и по сей день, и считаю встречу с тобой одним из самых лучших и ярких событий своей жизни.
…Лет через пять после того лета, уже будучи пятнадцатилетним подростком, я стала думать о том, как можно было бы тебя найти, и пришла к выводу, что единственный вариант – поехать в тот санаторий на озеро Еловое и упросить его сотрудников поднять архивы с данными об отдыхающих в таком-то году… На миг у меня зародилась надежда: а вдруг получится?! Но тут же погасла – да ну, ерунда, там меня никто и слушать не станет или сразу спросят, зачем мне нужна эта информация?! И что – я им буду рассказывать про свою первую любовь?! Да и были ли архивы в этом санатории в восемьдесят каком-то махровом году?
Нет, Саша, мы были обречены на разлуку.
…После нашей разлуки у меня впереди была целая жизнь со своими горестями, радостями, победами, поражениями, другими встречами и другими расставаниями… Я – любила, и любили меня… Как пишут в романах: шли годы…
Прошло мое детство, прошла юность, теперь уже можно сказать, что и молодость прошла; и сейчас, в пору зрелости, я понимаю, что от первой любви в жизни вообще многое зависит. Думаю, что в определенном смысле первая любовь определяет нашу последующую жизнь. Я благодарна судьбе за то, что у меня была именно такая первая любовь… И благодарна тебе, Саша, за то, что ты стал моей первой любовью (а я – хочется верить – твоей?!), а еще я благодарна тебе за то, что ты показал мне, каким должен быть мужчина и как он должен относиться к женщине. Позже я буду искать твою силу, присущее тебе мужество, чувство достоинства, твое пренебрежение к слабости и твое геройство в других мужчинах, и однажды найду, в одном, – но это совсем другая история…
Саша, я могла не вспоминать о тебе годами, а потом вдруг, через десять, двадцать лет, однажды вспомнить тебя – обычно это случалось ночью, во сне – и, почувствовав пронзительную нежность, вздохнуть: где ты сейчас? Ведь я так ничего о тебе и не знаю, Саша… Может быть, лето, когда мы с тобой встретились, было последним в твоей жизни, и, умирая, ты вспоминал меня, а может, ты выздоровел, вырос, где-то живешь, и, если тебя кто-то спросит о твоей первой любви, ты вспомнишь не меня, а кого-то другого…
А знаешь, Саша, моя детская мечта сбылась: я выросла и стала писать книги (возможно, для того, чтобы однажды написать этот рассказ о тебе), и мне яростно хочется верить в то, что и твоя мечта, Саша, исполнилась, и ты свою болезнь победил. Как бы там ни было, но и теперь, спустя тридцать с лишним лет, я говорю тебе те же бессвязные, но искренние – из самого сердца – слова: «Саша… навсегда!»
Я смотрю на свою детскую фотографию. За окном серенькое зимнее утро. Идет снег. С выцветшего от времени снимка мне улыбается девчонка в красном сарафане.
Да, той страны, в которой был сделан этот снимок, больше нет… Я имею в виду даже не СССР – эту затонувшую Атлантиду, а ту страну, что зовется Детством, куда, как поется в песне, нельзя купить билет. Но странное дело, Саша, мне совсем не трудно, перескочив через свои январи и июли, оказаться в том звенящем, изумрудном лете, которое для меня никогда не заканчивалось. Там где-то, на берегу уральского озера, среди вековых сосен и елей, навсегда остались и бродят, взявшись за руки, две наши счастливые тени. И нет ни пространства, ни времени, а только лето, детство и огромное – до неба – счастье.
«Кондалы закованы, кондалы раскованы!»Через годы, Саша, я слышу твой голос, вижу, как ты бежишь ко мне навстречу, и свет того лета освещает всю мою жизнь.
Влада Юрьева
Влада убеждена, что для хорошей книги нужны интересные герои и необычное место действия – поэтому никогда не отказывается от путешествий и странных компаний. В вечной борьбе осторожности и любопытства она часто подыгрывает любопытству, ведь каждый риск может стать ярким впечатлением, отраженным в книге. Преданная поклонница фантастики, которая подводит детектив к грани возможного, но всегда останавливается у черты, потому что настоящая магия не в сказках, а вокруг нас.