Моя профессия спаситель
Шрифт:
— В общем-то, перед нами типичная ситуация, — не слишком внятно пробормотал из-под стола дед, — Согласно теории компенсанаторики, человек, получивший душевную травму…
— Ой, да перестаньте вы занудничать, старый хрыч! — поморщилась бабушка. — Скажите проще: девочка решила доказать подонку, что он ей ни к Хаосу не сдался и потому собралась с этим мерзавцем под венец!
— Подонок — это?.. — осторожно уточнил отец.
— Тот, прошлый, — пояснила бабуля резко.
— А мерзавец?
— Будущий, — припечатала благородная дама, — кому она пирожки пекла. И я считаю, что
— С чего вы взяли, уважаемая, что он мерзавец? — тихо поинтересовался у недоеденного омлета дядюшка Лангер.
— Вы желаете убедить меня в обратном? — язвительно поинтересовалась преподавательница.
— Ни в чем я не пытаюсь вас убедить, — начиная раздражаться, буркнул профессор, — Я даже понятия не имею, о ком идет речь!
— Вот именно, понятия не имеете, — бабуля своих позиций сдавать явно не собиралась. — Вы всегда поощряли эти дикие эскапады, желая вырастить из девочки совершенно авантюрную, безответственную личность, то есть полное подобие себя самого! Друг мой, вы там отсидеться решили? — госпожа Сатор приподняла край скатерти, пытаясь заглянуть под стол. — Смею напомнить, речь о вашей внучке идет!
— Собственно, с точки зрения прикладных теорий… — охотно отозвался дедушка, вылезать, впрочем, не спеша.
— Мама, успокойтесь! — всполошилась средняя Сатор. — У вас же сердце!
— У меня сердце, — не стала спорить бабушка, — а вот у вас всех, похоже, данный орган отсутствует вовсе, хотя это и нонсенс! Мало ребенок страдал? Желаете еще?
Ани, придерживая стул, чтобы он ножками по паркету не скрипнул, поднялась и тихонечко скользнула в дверной проем, по летнему времени прикрытый лишь легкой занавеской.
А на террасе было по-настоящему хорошо. Солнце уже поднялось над деревьями, но еще не палило, трава поблескивала непросохшей росой, из сада тянуло утренней умытой свежестью, потому и дышалось легко, свободно, как-то вкусно. Тюль на распахнутых окнах заигрывал с ветром, где-то лениво, не всерьез тявкала собака.
Анет стало по-детски просторно, будто каникулы только-только начались и лета впереди еще много, радость пока можно и не экономить.
Девушка обеими руками оперлась на перила террасы, привстала на носочки, потягиваясь всем телом, глубоко-глубоко, так что в груди больно стало, втянула пахнущий теплом воздух, улыбнулась невидимому за яблонями солнцу. А на звук шагов даже не обернулась. Чего оборачиваться, если и так знаешь кто идет?
— Ну что? — медведем проворчал Сатор, обнимая дочь. Ани прижалась к выпирающему мячом, мягкому животу — никакой подушки не надо. — Ничего, — сам себе ответил академик, — и это пройдет.
Анет промолчала, слушая, вернее, лопатками чувствуя, как ровно, гулко бьется отцовское сердце. А еще в академике что-то побулькивало — в желудке, наверное.
— Правда, что ли, влюбилась? — со слоновьей деликатностью поинтересовался родитель.
— Папа! — возмутилась Ани.
Вернее, хотела было возмутиться, а вышло устало-досадливо.
— Да я-то что? Я ничего. Только вот…
— Ну что? — огрызнулась Анет, продолжения не дождавшись.
— Да мыслишка мне в голову пришла. Вот скажи, дочь, может, я не прав, а?
— В чем? — удивилась младшая Сатор, откидывая голову, упираясь затылком в мощную отцовскую грудь.
Вернее, в рубашку, несмотря на все старания матушки все-таки заляпанную кофе. Впрочем, потеки могли и от соуса остаться. Или от варения, например.
— Да понимаешь, какая затыка, — смущенно прогудел отец, эдак пристально что-то в саду рассматривая. — Я вот сам говорил: ну зачем против ветра плевать, так? Мол, лучше переждать, когда пройдет, а там потихонечку-полегонечку шагать себе, куда надо.
— Говорил, — подтвердила Ани.
— Вот теперь и думаю: а верно ли? Может, и нужно плевать-то?
— Зачем?
— А хоть для самоуважения! — залихватски, даже ухарски брякнул отец и вроде бы подмигнул — чего он там лицом изображал, Анет за бородой не очень видно было. — Ладно, ребенок, не бери в голову. Это я так, по-стариковски сопли размазываю.
— И все-то вокруг старики! — возмутилась Ани.
— Зато ты пока молодая, — не очень понятно отозвался академик, ненавязчиво подталкивая дочь к лестнице, ведущей с веранды. — Шагала бы ты отсюда, а то сейчас наши дамы в оборот возьмут.
Анет и не протестовала. Оказаться в обороте у милейших дам семейства Сатор ей сейчас меньше всего хотелось.
Во дворе подстанции было не по рабочему оживленно и даже многолюдно. СЭПовцы, сероватые и побитые после отработанных суток, по домам не спешили, а свеженькая, полная утренней наивной бодрости смена не торопилась заступать на дежурство. Ани еще и в ворота войти не успела, а догадка, с чего это тут так многолюдно, уже родилась. Даже не догадка никакая — почти уверенность.
Собственно, реальность полностью оправдала ожидания. Правда вот, Нелдер в этот раз не на карете сидел, а почему-то на крыше ремонтного бокса. Зато старший врач нашелся там, где и ожидалось — на крылечке.
— Слезай, — угрожающе прогудел начальник, хмуро поблескивая лысиной.
Сегодня вид у него и впрямь был грозным, руки на шкафоподобной груди он сложил очень значительно и улыбаться не думал. Да и люди во дворе хоть и посмеивались, но не слишком громко, сторожко так, в кулачки.
— Не слезу, — безмятежно отозвался Кайрен. Откинулся назад, опираясь на локти, подставляя солнцу пиратскую физиономию. — Ты меня бить будешь.
— Буду, — мрачно пообещал старший врач. — Ногами.
— Ну и какой мне резон слезать?
Анет, конечно, не видела, но очень живо представила, как Кайрен бровь изогнул.
— Потому что я приказываю! — в сердцах рыкнуло начальство.
— А это уже так называемый случай нарушения логики. Может и злоупотребления служебным положением, если приглядеться, — многозначительно протянул Нелдер. — Ну сам посуди, распоряжения вышестоящего надо выполнять неукоснительно и без писка, так? И это правильно, порядок во всем должен быть. То есть я, как твой подчиненный, обязан… подчиниться. Ладно, рассуждаем дальше. Ты, как начальник, не должен отдавать приказы, способные навредить людям, находящимся в твоем… подчинении. Да что такое? Сплошное подчинение и угнетательство.