Моя простая курортная жизнь 4

Блум М.

Оттягивая этот момент как только могли, мы наконец доехали до ее дома и спустились с самоката.

— До завтра, — вздохнула Дана.

Вместо ответа я притянул ее к себе.

Мы целовались. Долго. Очень долго — словно откладывая мгновение, когда она скроется за увитыми плющом воротами, а я снова встану на самокат и скроюсь за углом.

— Ну пока, — в очередной раз пробормотала моя недотрога и снова припала к моим губам.

— Пока, — только-только нацеловавшись, я опять потянулся к ней.

— Пока, — прошептала она, прижимаясь ко мне еще крепче.

— Пока, — отозвался я, не выпуская ее из объятий.

Ее

взгляд задумчиво скользнул по стоявшему рядом самокату, который вот-вот уедет, по мне, которого вот-вот увезет этот самокат. Она смотрела на меня и словно думала, как же быстро ускользает этот момент — и как же все-таки хочется его поймать.

— Дома до вечера никого, — не сводя с меня глаз, Дана перевела дыхание. — Хочешь зайти?..

Спасибо, Алена — все-таки ты сделала отличную татуировку.

Ep. 85. Когда бесишь ее папу

Дом, в котором жила Дана, и правда напоминал крепость — такую уютную кирпичную крепость, не очень широкую, зато высокую — на целых три этажа. И разумеется, моя принцесса обитала на самом последнем, как будто в неприступной башне, куда я наконец прорвался. Однако сначала хозяйка пыталась откупиться, предлагая чай и сладости на кухне, но мы-то оба понимали, что самые сладкие сладости ждут в ее комнате.

— Ну вот, — она чуть смущенно распахнула дверь, пропуская меня внутрь, — немножко не убрано, но я не думала, что ты придешь…

Честно говоря, я толком не понял, что тут не убрано: ни лифчиков, ни трусиков по углам, как это частенько бывало у Алены, ни свалки косметики, как у Даши, ни забытого вибратора на постели, как у Инны — разве что учебники и тетради вперемежку лежали на столе, да один лохматый пес развалился на небольшой аккуратно заправленной кровати. Но стоило нам зайти, как Пират вскочил и с приветственным лаем кинулся под ноги, виляя хвостом, подставляя под ласки мохнатую спину, пушистые уши и пухлые бока. Обычно мне нравилось его трепать, но сегодня паршивец внаглую отнимал время, без устали подсовывая под мою ладонь свой лохматый зад, в то время как я бы предпочел милую попку его хозяйки.

— Просто он тебе обрадовался, — пояснила Дана, подкидывая ему лакомства, чтобы успокоить, — вот и перевозбудился…

Наконец это неугомонное чудо сжевало все вкусняшки и, довольно урча, снова плюхнулось на кровать — и только после этого мне удалось осмотреться. Комната предсказуемо оказалась такой же милой, как и ее обитательница — с большим окном, выходящим на проулок, где мы обычно целовались, с обоями в нежно-голубой цветочек, светлой мебелью и люстрой в форме колокольчика. На стенах вместо плакатов со звездами висели таблицы с неправильными глаголами и разноцветная карта Лондона — города мечты, потому что там точно не будет ее папаши. А в уютном кресле в углу сидел большой розовый заяц, которого я однажды выиграл для нее в тире, чьи большие розовые уши были загнуты назад, а сверху натянут черный ободок с маленькими кошачьими ушками, которые я брал для нее недавно в одном котокафе. Дана, что ты со мной делаешь — я же могу не пережить такую милоту!

— Что? — она с улыбкой перехватила мой взгляд.

— Какая же ты у меня милая… — я притянул ее к себе.

И мы продолжили то, чем занимались на улице. Только здесь было еще теплее и уютнее и никаких лишних глаз — не считая пялившегося на нас Пирата,

который снова вскочил с кровати, едва моя пятерня легла на попку его хозяйки, и с лаем запрыгал вокруг, требуя приласкать и его. Час от часу, блин: мало мне «Рома, руки» теперь еще и вот это. Дана присела и погладила его, и этот избалованный паршивец замолчал, она опять обняла меня — и он продолжил еще бодрее тереться о наши ноги. Но я сюда пришел не для того, чтобы тискать тебя — понимаешь ты, мохнатая морда?

— Дана, ты дома? — вдруг проорал снизу голос ее папаши.

Ну да.

— Ой, — дернулась моя милашка, — папа пришел… А почему так рано?

Потому что, как я уже понял, эта вселенная над нами издевается, подсылая препятствия то в виде моих подруг, то твоего пса, то твоего отца. Вот они-то все умеют ловить момент. И так и будет, пока ты мне не дашь — на удачу.

— Дана, утихомирь своего пса! — проорал ее папаша еще громче.

— Через первый этаж ты теперь не выйдешь… — пробормотала она, почесывая своего Пирата за ухом, чтобы тот наконец замолк. — Остается только вот…

— Окно? — я со скепсисом проследил за ее глазами.

— А как еще?

Это уже позже ее окно стало для меня лестницей, по которой я ходил туда-сюда, а пока что оно для меня было просто окном — на третьем, на минуточку, этаже, что не вызывало особого восторга.

— А если я хочу поздороваться с твоим папой?

— А ты хочешь поздороваться с моим папой?

В этот миг пушистый нахал, чувствуя, что внимание опять переключилось с него, воистину по-пиратски разлаялся.

— Дана, уйми своего чертова пса! — тут же раздался снизу еще один вопль. — А то я его вышвырну на улицу!

— Пожалуй, я не хочу здороваться с твоим папой, — принял я мудрое решение.

— Да никто не хочет здороваться с моим папой, — заметила моя милашка, пошире распахивая для меня окно.

Жаркий прощальный поцелуй, легкий тычок под один мохнатый зад, успокоивший его, кстати, быстрее, чем ласки — и я, как камикадзе, полез в окно. Однако спуститься оказалось несложно — спасибо скату крыши, широким подоконникам и пожарной лестнице. В общем, создавая неприступную крепость, папа-дракон продумал явно не все, и в опочивальню его принцессы, пославшей мне сверху воздушный поцелуй, проникнуть не так уж и сложно. Оставалось в ней только закрепиться.

Однако тут меня ждал очередной облом.

— Думаю, нам надо притормозить, — сообщила Дана, когда следующим утром мы встретились у школьных ворот. — Папа, по-моему, что-то подозревает. Вчера, когда ты ушел, он спросил, а у меня что парень завелся?

После нескольких месяцев отношений ее папаша прямо удивил меня своим недюжинным интеллектом, догадавшись, что у нее кто-то завелся. То есть он не догадывался, когда после прогулок она приносила домой цветы, когда выкладывала фотки милкшейков с двумя соломинками, наши сплетенные ладони, сердечко на стене со своим именем внутри. У нее был даже альбом с нашими общими снимками — правда, открытый только для нас двоих — любимого папу Дана туда не пускала. Однако скинь она ему ссылочку, он, может, тоже бы не догадался — потому что сначала в этот альбом надо зайти и посмотреть. По степени догадливости ее предок опережал только парня Влады, который тоже предпочитал ни о чем не догадываться.