Моя пушистая проблема

Вельская Мария

Один раз он отпустил себя. Один раз он оказался счастлив. И теперь не знает, что с этим делать.

Он прижал девчонку к себе, снова вдыхая манящий медово-песчаный запах, идущий от ее кожи.

— Прекратите немедленно меня лапать и объяснитесь! — ставит ему условия. Глупая. Слишком безрассудная и привыкшая к независимости.

— Хочешь объяснений, Майари? Ты должна вспомнить сама. Вспомнить то, что забыла или старалась себя убедить в этом. Я слышал твою пламенную речь в защиту моего сына.

Действительно, слышал. И теперь ярость

и досада не отпускали. Как он мог просмотреть это? Миррим всегда был тихим ребенком, вроде бы не изъявлял желания часто общаться с отцом. У Эрена просто не было лишнего времени. Надина была волчицей уважаемого рода, талантливой, успешной, внимательной. Если бы не взгляды её отца, возможно, он бы даже рассмотрел её на роль своей спутницы. Вот только болезненная ненависть старого аро Карна к людям была широко известна.

А теперь выясняется, что она недоглядела за Миром. Случайность? Раньше бы он так и подумал. Женщина неспособна причинить вред ребенку. Но Жнец жил слишком давно и слишком многое видел, чтобы лгать самому себе.

Его ребенка хотели убить. И его спасла конфетка, сейчас возмущенно сопящая в его руках. Сладкая, манящая, недоступная человечка. Не в его правилах брать женщин силой. Сама же она, похоже, слишком горда, чтобы стать лишь любовницей. Да и имеет ли он право ломать чужую жизнь? Учитывая, что ей и так косвенно досталось из-за него.

— Как я могу вспомнить, не зная чего? Вы могли хотя бы намекнуть…

— Конфетка, ты меня очень огорчаешь, — из горла вырывается рычание. Злость — вот, что он чувствует при мысли, что это златоглазую девчонку обнимал после него кто-то другой. Что этот мерзавец влез в её жизнь и постель — а потом продал.

Он ещё дешево отделался. Пока. Но, когда уже будет не нужен в качестве свидетеля…

— Мне не нравится ваше молчание. Отпустите меня, пожалуйста, милорд, — блеснула зло глазами.

Нет, девочка. Не теперь. Он отпустил — но только для того, чтобы устроиться с ней в гостиной, прижимая теплое тело к себе, поудобнее устраивая его на коленях.

— Так лучше? — уточнил невозмутимо.

Сладкая нахальная пытка.

— Нет! Но вас ведь это не волнует, — прозвучало горько.

— Я не сделаю тебе ничего дурного. Не трону, пока не пожелаешь сама. Просто… посиди со мной рядом. Мне так спокойнее, — неожиданное признание далось легко.

Положить голову конфетке на плечо было тоже правильным решением. Злость ушла, в голове прояснилось, звери успокоились.

— Не думала, что похожу на таблетку, — фыркнула, но скорее от растерянности.

Замерла, а потом, машинально, начала перебирать его волосы.

Очень хотелось заурчать, расслабиться, довериться. Но он не доверял никому. Даже этой нежной девчонке с колючим характером. Или особенно ей?

Он дождался, пока она расслабится, и только потом задал свой вопрос:

— Скажи мне, что произошло в комнате моего сына? Как тебе удалось выломать дверь и убить тварь? Охрана нашла тело внизу. На нем следы когтей… когтей оборотня.

Его сердце забилось быстро-быстро, вызывая и ярость от затянувшегося молчания, и жгучее желание, и интерес. Так-так. Что-то все-таки прошло мимо него и его информаторов. Вот только каков масштаб катастрофы?

Майари Вольфрам

Наглый оборотень. Интересно, это у них врожденное или благоприобретенное?

Смотрит остро, внимательно, но не зло. Под этим взглядом хочется рассказать все, излить душу, зная, что тебя поймут, не отпустят просто так, обиженную и уставшую, не заставят бежать на высоких каблуках за своим спутником, кляня неудобную юбку, не…

— Я вскрыла дверь. Сама. Всплеск адреналина, такое бывает. Испугалась за мальчика. Он плакал, ему было плохо и страшно. Эта стерва морит его голодом и унижает, заставляя считать себя пустым местом. Это мерзко! И эту тварь я ткнула когтями. Они выросли на кончиках пальцев, — потрясла руками перед чужим носом, — представляете? Прямо на кончиках. Как у вас. Может, и правда в моей родне где-то оборотни погуляли. Но никаких изменений больше я в себе не чувствую.

Я говорила ровно и безмятежно, внутренне холодея с каждым произнесенным словом. Как он это сделал? Как?!

Это какая-то сила. Сила этого опасного оборотня с серебряными глазами, которая заставляла говорить и говорить, не останавливаясь. Сила, которой на самом деле боялись его соратники и противники.

Ярость, гнев, обида. Они переполняли изнутри. Потому что я бы и так рассказала. Может быть, не все. Может, постаралась бы подать эту правду немного по-другому. Но… Знак на спине снова обожгло, и это словно прорвало плотину.

Больше всего на свете я ненавидела такое вот демонстративное принуждение, небрежную демонстрацию якобы своей силы.

Я буквально подлетела на месте, чувствуя, как жар снова разбегается по венам, как грудную клетку распирает от тихого, но угрожающего рычания, как… рука взметнулась — и со всей силы отвесила пощечину. Да так, что голова оборотня мотнулась — он только изумленно моргнуть успел.

Метка, которую поставили мерзавцы из клуба, обожгла так, что я чуть сознание не потеряла. Интересно, что там ещё у неё запрограммировано? Но это не остановило.

Я готова была наброситься на него. Агрессия — сильная, отчетливая, никак и ничем не объяснимая — вот, что мной владело.

Перед глазами стояла алая пелена, внутри что-то скреблось, выкручивало кости, рвалось наружу — и словно утыкалось в невидимый барьер, причиняя боль.

— Прекрати немедленно, дурочка! Ты себе хуже делаешь! Думаешь, я извиняться должен? Почему я должен тебе доверять? — чужой крик донесся откуда-то издалека.

— Для того чтобы уложить в постель, вы знаете свою собственность достаточно, — процедила, пытаясь взять странное состояние под контроль, — а для того, чтобы позволить мне ответить самой — видимо, нет.