Моя школьная девочка
Шрифт:
– Ты думаешь, можешь вот так просто свалить?
В темноте вижу силуэт. Мышцы его оголенных рук и ног яркими рельефами выступают в отдаленном свете луны. Он делает шаг и становится напротив меня.
– Как обычно, да, Тина? – злобно усмехается. – Свалить и тихонько ныть где-нибудь в закутке, ожидая, что придет кто-нибудь, кто пожалеет, даст конфетку, и сделает все, как тебе бы хотелось?
– Я никогда так не делаю! – кричу.
– Не ори!
Романов прижимает меня к стволу пальмы, чешуйки которой больно врезаются в спину, и вероятно, рвут нежную
– Тогда какого хера ты вечно сваливаешь от разговора?
Его глаза сверкают в темноте. Клянусь! Я только что это видела. Дыхание резко перехватывает. Парень опирается руками о ствол дерева над моей головой, склоняя голову. Его дыхание упирается в мое лицо, проходясь горячей волной по лбу. Жутковато. Желудок сжимается и задается легкой дрожью. Вот что значит – поджилки трясутся.
– В своей маленькой головке ты прокрутила какую-то мысль, – продолжает он ровным голосом, упираясь взглядом в мои глаза, – так просвети меня! Возможно, я что-то обещал тебе такое, что сейчас отказываюсь выполнить?
Закрываю глаза, стараясь заполнить легкие кислородом.
– На меня смотри! – шипит парень, и мое дыхание вновь сбивается.
– Юр, ты меня пугаешь, – пищу я, открывая глаза, и тут же отводя их.
– И что такого страшного я могу сделать? – усмешка сексуально кривит его губы, но сжиматься желудок от этого не перестает.
Молчу. Он, и правда, ничего не сделает со мной. Хотя вид его говорит об обратном.
– Знаешь, вместо размышлений о том, что будет дальше и о том, как быстро летит время, мы могли бы просто наслаждаться им. Мы знали, что так будет. Мы знали, Тина, что у нас есть школьный год, лето и два этих месяца. И я посвятил тебя в свои планы перед тем, как зашел дальше. Ты приняла их. Так какого черта сейчас ты строишь из себя обиженную? Что мне сделать? Отказаться от армии, переехать в Америку и поступить с тобой в один колледж? Или, может, ты скажешь мне, в какую сторону я должен смотреть? Давай, говори, ты же этого хотела.
– Юр, – гнусавлю от соплей, заложивших нос, – не будь таким грубым. Я не этого хотела…
– Чего ты хотела? Разве я не говорил, что если хочешь чего-то добиться, просто скажи. Не надо надутых губ и обиженных глаз. На меня это не действует!
Романов делает шаг назад, отводя руки и я, наконец, могу вдохнуть больше воздуха.
– Черт, Тина, все же было так круто! Нафига тебе надо было все портить?
– Я не хотела портить, – ною я, сползая по стволу вниз, не обращая внимания на терзающие спину зазубрины, – я хотела поговорить! Мне страшно, понимаешь!? Страшно! Я не хочу остаться без тебя! Я привыкла, что ты есть… Юр, я не хочу без тебя теперь…
Закрываю лицо ладонями, стараясь скрыть рыдания. Парень садится рядом на корточки, прижимая меня к себе.
– Все, не ной, – в его голосе нет ни капли сожаления, только раздражение. – Я тоже хочу тебя рядом, Тина. Но как ты себе это представляешь? Будешь жить рядом с моей казармой два года?
– А что, так можно?
– Нет, нельзя! Это армия! – бесится. – Я не хочу,
– Я не хочу без тебя!
– Да хватит ныть!
– Не могу! Не могу остановиться! Ты меня напугал!
– Все, успокойся.
Он садится на землю, усаживая меня на свои ноги, прижимает мою голову к своему плечу, и я успокаиваюсь, только когда его рука гладит мои волосы, проходясь от макушки до бедер.
– Не хотел пугать. Взбесился просто, – говорит теперь спокойно. – Мне казалось, мы все решили. Ты будешь жить в квартире и учиться, пока меня не будет. Мы сможем иногда видеться, я буду приезжать в увольнение, а ты ко мне на каникулы. А может, я вообще останусь служить в Москве, и мы будем недалеко друг от друга.
Смотрю на него. Что он только что сказал? Он будет приезжать или вообще останется в Москве? Шмыгаю носом и улыбаюсь во весь рот. Если так, мне не придется врать родителям и ехать туда, куда его пошлют.
– Это не то, чего ты хотела, но такой вариант хотя бы возможен.
Парень говорит недовольно, словно не хотел такого развития событий. Но я не буду акцентировать на этом внимание. Главное, он тоже не хочет разлучаться со мной. Вот! А говорил, слезы не действуют! Еще как действуют. Хоть было жутковато.
Всхлипываю, когда его рука пролазит через вырез на спине платья и касается поврежденной пальмой кожи.
– Что?
Он моментально вытаскивает ладонь, на которой виднеются следы крови. Этот разговор стоил мне разодранной спины.
– Какого?
Романов замирает буквально на пару секунд, рассматривая окрашенные пальцы, а затем вскакивает, аккуратно поднимая меня. Не успеваю понять, как оказываюсь к нему спиной, а он, убирая мои волосы, разглядывает спину в вырезе платья.
– Вот же черт! Пошли!
Тянет меня к стеклянному дому, и я иду за ним без малейшей капли сомнений.
***
Она сведет меня с ума! И не в том смысле, что я сражен ее красотой, хотя это первое, что бросилось в глаза при знакомстве. Ее нытье выбивает меня из колеи. Ненавижу все эти плаксиво-сопливые изливания души и невнятное бормотанье.
Посмотреть в глаза, обсудить проблему, найти решение – вот мой девиз. А не эта тактика затягивающего отступления. Кроме того, что еще обсуждать? Все давно решено. Мы не раз говорили об этом. Я не настаивал на том, чтобы она училась в Москве, но мое сердце чуть не разорвалось от счастья, когда она приняла это решение.
Что я могу предложить ей? Я собираюсь в армию, и не хочу прибегать к помощи отца или дяди Руса. Пойду служить туда, куда закинут. В этом для меня смысл – проверить себя. На что я способен?
Черт, как же все сложно!
Не понимал раньше, как тяжело будет уехать от нее. Когда Орловская заныла, я явно представил ее одну в Москве. Вот как она будет жить там без меня? Если к ней пристанет какой-нибудь козел? Взбесился от одной мысли об этом. И из-за того, что я не умею держать себя в руках, Тина теперь лежит на животе, а я обрабатываю мелкие ссадины на ее спине.