Моя шоколадная беби
Шрифт:
Сытов вдруг подумал, что этим бегством он выдаёт себя с головой. Он остановился, обернулся и, стараясь казаться спокойным, крикнул в ответ:
– У едреней Фени заберёшь свои баксы!
Сытов рванул с места не сразу, как его подмывало. Он очень не хотел, чтобы его бегство выглядело как… бегство. Сытов сидел в салоне, тупо глядя в зеркало заднего вида. Он заметил, как мужик куда-то торопливо пошёл, почти побежал, наверное, за удочкой.
Больше всего Сытов сейчас жалел, что бросил курить. Он достал из кармана маленькую плоскую фляжку и отхлебнул из неё коньяку. Подумал, и отхлебнул ещё. Иначе он не справится.
Он привык, что Катька умерла,
Это здорово, что она осталась жива. Скорее всего, уже замужем и нарожала детей. А он… он, действительно, наверное, сходит к психоаналитику, помирится с Ликой и, может… усыновит ребёнка. Баба Шура всегда говорила, что нет такого греха, который нельзя было бы искупить.
Сытов завёл мотор и поехал тихонечко через пролесок, по пыльной, плохо накатанной дороге. Вдалеке вдруг заметил знакомый, цветастый халат. Мужичок бежал в обратном направлении с длинной удочкой в руках. Сытов улыбнулся. Нужно продолжать жить. Где-то в бардачке валялся дорогой цифровой фотоаппарат. Он достал его, подождал, когда мужик закинет удочку в старый колодец, и сфотографировал забавную картинку.
Когда-нибудь он повеселит друзей. Когда они у него будут. Ведь нужно же как-то продолжать жить!
Наверное, алкоголь ударил в голову, потому что на обратном пути Сытов решил завернуть в Волынчиково, навестить могилу бабы Шуры и её избушку.
Могилу он отыскал с трудом: она заросла травой, крест провалился, перекосился, так как земля просела, и некому было этой проблемой заняться. Сытов подумал, что обязательно закажет роскошный памятник, может быть, даже построит часовенку. А пока он нарвал в лесу каких-то цветочков – жёлтых, синих, пронзительно оранжевых (про них Катька говорила «огоньки») и закидал ими то место, где была могила.
К избушке он подъехал по бездорожью со стороны поля, не заезжая в деревню, чтобы не вызывать излишнего любопытства местных жителей.
Замок был сбит, дверь открыта. Это не очень удивило Сытова. Прошло столько лет, а он ни разу не приезжал сюда. Наверняка в деревне есть свои бомжи. Несмотря на то, что солнце палило во всю, в избушке было прохладно. Наверное, потому что ставни были закрыты. Сытов со стороны сеней открыл одно окно, с трудом отодрав заржавевшие крючки. Лишившись поддержки, створки ставен перекосились, и Сытов так и оставил их висеть набекрень. Наглый дневной свет залил убогое нутро избушки. Сытов сделал шаг в комнату, присвистнул и замер.
Возле старой продавленной кровати валялись окровавленные бинты. На покосившемся некрашеном столике были вперемешку навалены лекарства, бинты и продукты: соки, хлеб, ещё какие-то пачки и пакеты. Там же стояли две оплавленный свечки и ржавый ковшик с несвежей водой на дне. В воздухе витал дух болезни, страдания, внезапного бегства и… любви на скорую руку. Грязные простыни, подушка и ветхое одеяло были так сбиты, как в одиночку их не собьёшь. Для этого нужна страсть и немножко безумия.
«Ну и вертеп», – усмехнулся про себя Сытов.
Листочек с рисунком, висевший над старой кроватью, исчез.
– Ну и вертеп, – повторил Сытов, на этот раз уже вслух.
На полу лежали какие-то «корочки». Сытов поднял и раскрыл красную книжицу. Это было удостоверение младшего лейтенанта милиции Белова Максима Викторовича. С фотографии смотрел чернявый молодой парень.
Сытов сунул удостоверение в карман. Приедет в Москву, сдаст в милицию. Пусть растяпа Белов получит свои документы назад. Нужно спешить делать добрые дела, ведь нет такого греха, который нельзя было бы искупить. Он вышел на улицу и, щурясь от яркого солнца, стал обходить покосившийся дом.
…Старая бочка с дождевой водой стояла странно криво на странно взрыхлённой земле. Сытов голову мог дать на отсечение – здесь кто-то недавно копал. Вот место, куда землю бросали, а потом перекидали обратно. Рядом валялись две сломанные лопаты. Сытов свалил бочку набок, откатил в сторону, и начал копать ржавым обрубком лопаты.
Когда он наткнулся на череп, он даже не испугался и ничуть не удивился. В черепе была дырка – от пулевого, и это тоже почему-то показалось ему неудивительным. Там были и другие косточки, а ещё металлический ящик – пустой, со сбитым замком. Сытов расхохотался, схватился за голову и сам себе сказал: «Идиот!»
Кто-то его обскакал. Недавно, на днях, судя по свежей земле. Клад всё-таки был. Сытов быстренько закопал находки, перекатил обратно старую бочку и водрузил её памятником на «могилку».
Мысли метались как зайцы: серые вперемешку с белыми.
Нужно забыть про эту историю, слишком много несчастий она принесла. Кто-то завладел его кладом, и пусть. Не надо пытаться вернуть сокровища. Жил без них, проживёт и дальше!
Непременно нужно найти этого милицейского хмыря – Белова Максима Викторовича. Сытов найдёт способ надавить на него и заполучить то, что принадлежит ему по праву.
Чьи это кости? Фу, какая грязная эта история. Бабка была непростая. Убийца?! Бред.
Нужно плюнуть на всё это. Нет, сначала обязательно найти ублюдка младшего лейтенанта.
Сытов подошёл к старому дереву. Клён это или осина?.. Баба Шура всегда говорила, что это дерево должно умереть вместе с ней.
– Здорово, дружище, – Сытов похлопал по сухому шершавому стволу. – Засох? Засох. И правильно сделал. Жизнь – не такая уж прекрасная штука.
Он очнулся, когда было уже темно. Слабак оказался Сытов, не вынес «открытий», сгонял в ближайший магазин, купил дешёвой водки и напился как свинья. Он не побрезговал даже свалиться на грязно-мятую постель, хранившую следы чужой похоти и чужих неприятностей. Он не заснул, а потерял сознание. И не напился, а сошёл с ума. «Это разные вещи», – сказал себе Сытов и поискал в темноте на ощупь пакет с соком. Его мучила жажда и какой-то душевный трепет – может, угрызения совести? Он вскрыл пакет, выпил весь сок, и понял, что не душевный это трепет, а телесный зуд – просто очень хочется в туалет. Голова сильно кружилась, и первой мыслью было воспользоваться ковшиком вместо горшка. Но взыграла вдруг пьяная гордость: как это он, Сытов, словно последний плебей будет мочиться там, где спит! Шатаясь, он вышел во двор и вдохнул посвежевший ночной воздух. Повинуясь какой-то глупой, чрезмерной воспитанности, он ушёл подальше от дома, и там, в чистом поле, решил свои проблемы. Земля ходила ходуном под ногами, когда он возвращался в дом. Что-то его насторожило, когда он шагнул в избушку, но пьяные мозги не успели понять – что. И только когда в низком дверном проёме метнулась странная, дикая тень, Сытов понял: дверь он оставлял открытой, а когда заходил, она была закрыта. От неожиданности Сытов заорал как последняя истеричная баба и отшатнулся назад. Его нагнал мощный удар в челюсть. Боли он не почувствовал – алкоголь своё дело сделал. Идея защищаться даже не пришла ему в голову, зато он успел страстно обратиться к Богу с просьбой оставить ему его никчёмную жизнь. Он отлетел в сени, ударился обо что-то спиной и стал сползать вниз. Именно в этот момент грохнул выстрел. Сытов решил – это всё, конец. Наказание оказалось гораздо суровее, чем он думал. Он увидел, как силуэт выскочил за дверь, а потом потерял сознание.