Моя скромница Джейн
Шрифт:
Оставалось только спросить. А «спросить», конечно, означало – заговорить с мужчиной. Джейн могла предаваться мечтам и фантазиям о «мальчиках» сколько угодно наедине с собой, но тут ее окружали мужчины. Волосатые, пахучие и огромные. Казалось совершенно невозможным вступить в беседу с кем-то из этих подвыпивших субъектов, бродивших, пошатываясь, по трактиру.
Да, тут ей точно не место. Она наклонила голову, украдкой зажала себе нос, чтобы не чувствовать кошмарных мужских запахов, и чуть ли не кубарем прокатилась сквозь толпу
– Чем вам помочь, мисс? – спросил он. – Вы не заблудились?
– Нет, – хрипло ответила она. – Нет, по крайней мере, не думаю, что заблудилась. Скажите, а это… то самое место, где…
– Где что? – перебил бармен. – Говорите громче. Я вас не слышу.
Джейн чувствовала, как корсет буквально душит ее. (Так оно и было. На то он и корсет.)
– Вот, прошу вас. За счет заведения, – бармен налил стакан бренди и подвинул его девушке.
Сперва эта любезность, казалось, совершенно ошарашила ее. Но затем она молча схватила стакан и отпила из него. Жидкий огонь обжег пищевод. Джейн ахнула и поставила спиртное на место.
– Это то самое место, где…
Она не успела произнести слово «привидение», как помещение вдруг наполнил нечеловеческий крик. Джейн резко подняла глаза и увидела, как в воздухе над барной стойкой парит женщина в белой ночной сорочке. Волосы цвета воронова крыла буйно развевались вокруг ее головы, словно она находилась в потоке подводного течения. Прозрачная кожа просвечивала почти насквозь, но глаза сверкали, как угли.
Пожалуй, это было самое красивое привидение из всех, когда-либо виденных Джейн. А она их повидала немало.
– Вы хотели о чем-то спросить, мисс, – настаивал бармен, не спуская глаз с юной посетительницы. – Не могу же я так ждать всю ночь, знаете ли.
Было совершенно очевидно, что призрака он не замечал.
– Нет-нет, ничего. – Джейн сделала еще один глоток бренди и попятилась от бара, чтобы получше рассмотреть бесплотное существо, выглядевшее очень несчастным.
– Куда они его дели? – завывало привидение. – Куда они забрали моего мужа?
Джейн почувствовала острый укол жалости к бедной женщине.
– Где он? – продолжал вопить фантом.
Как страшно, подумала Джейн, когда тебя разлучают с горячо любимым человеком, жестоко отрывают от того, кто стал второй половиной твоего естества. Это же все равно что потерять часть души. Как ужасно. Но… как ужасно романтично.
– Я знаю, он где-то здесь! – пронзительно визжал призрак. – Он всегда в трактире, где еще ему быть?! Мне нужно кое-что сказать ему, этому мерзавцу. Этому никчемному бездельнику, пропойце с самых пеленок!
О Боже. Боже!
Дух поднял руку и изо всех сил шарахнул по стакану с бренди, из которого пила Джейн. Тот просвистел мимо левого уха девушки и ударился о заднюю стену трактира.
– О Госс-де Исусе! – воскликнул бармен, естественно, заметив полет бокала. – Да никак Кричащая Дама вернулась! – Он бросил взгляд на часы, висевшие на стене. – Минута в минуту!
– Грош тебе цена в базарный день! – продолжало ругаться привидение. – Пьяница проклятый!
В облаке холодного ветра Дама покружила над комнатой, затем вернулась на прежнюю позицию над стойкой, по дороге на всякий случай смахнув со стены часы.
– Жук навозный!
– Куда запропастились деятели из этого распроклятого Общества? – прорычал человек за стойкой. – Им давно пора уже быть здесь!
– Я знаю, вы прячете этого мошенника у себя, меня не проведешь! – Кричащая Дама схватила полную бутылку бренди с полки и швырнула ее в голову бармену. Точно в яблочко. Тот, как стоял, так и рухнул на пол, не издав более ни звука.
Нет, так не пойдет. Джейн присела, чтобы стать как можно менее заметной мишенью, и заскользила, поползла, засеменила вперед, пока наконец не заняла более или менее безопасную нишу под стойкой, загородившись обмякшим телом оглушенного бармена как щитом. (И это Джейн, которая всегда заботилась о ближнем.) Подол ее платья лип к пропитанным выпивкой доскам пола – ужасно неприятно, но на данном этапе ничего не поделаешь.
Она украдкой выглянула из-за по-прежнему неподвижного барменова тела – посмотреть, что происходит вокруг. Жуткая сцена между тем развивалась. Кричащая Дама продолжала настаивать на встрече со своим непутевым супругом, не забывая метать различные предметы во все стороны. Завсегдатаи таверны грубо бранились и, как слепые котята, натыкались друг на друга, отчаянно спеша покинуть огневой рубеж призрака. Впрочем, бежать на улицу никто не спешил. Привыкли, наверное.
Стыд и срам, мрачно подумала Джейн, провожая глазами огромную банку маринованных огурцов, которую пришелица с того света разбила об пол. К этому моменту чувства жалости к бедной Кричащей Даме в ней изрядно поубавилось. Привидение оказалось весьма и весьма невоспитанным, заключила девушка. И вправду, куда же смотрят деятели из этого распроклятого – о Боже, прости за грубое выражение – Общества?
И тотчас, словно вызванный к жизни мыслями Джейн, на стол в центре зала вскочил человек в черной маске. Он вытащил из кармана какой-то маленький предмет и тоже запустил им в стену.
С треском и вспышкой света предмет взорвался.
Толпа застыла. Затем все, как по команде, так же молча, с открытыми ртами повернулись к человеку в маске.
Джейн поймала себя на том, что тоже на него глазеет, и дыхание ее участилось – впрочем, возможно, опять-таки из-за корсета. Чтобы получше рассмотреть незнакомца, она даже отпихнула тело бармена в сторону.
Агент Общества был молод – в этом не приходилось сомневаться, даже несмотря на маску – но «парнем» Джейн его бы уже не назвала. Большинство мужчин в те времена носили усы или хотя бы бакенбарды, но у этого не имелось ни того, ни другого. В категорию «красавчиков», по суждению Джейн, он тоже не входил. (Довикторианские стандарты предписывали истинно красивым мужчинам интересную бледность – загар оставался участью крестьян, – а также овальную, удлиненную форму лица, узкую челюсть, неширокую линию рта и заостренный подбородок. Да-да, мы понимаем, в это трудно поверить. Но представьте себе.) У данного молодого человека были квадратной формы челюсть и волосы, пожалуй, слишком длинные. Однако он, несомненно, принадлежал к высшему сословию – судя по куртке из прекрасной тонкой шерсти и дорогим на вид кожаным перчаткам.