Моя сумасшедшая
Шрифт:
Издали, с окружной, которую скрывала полоса акаций и кустарника, донесся глухой рев мощного мотора. Потом несколько коротких автоматных очередей, звонкий, бьющий по ушам хлопок и через секунду — чавкающий взрыв.
Мальчик почему-то не обратил на это внимания. Вернувшись, он сообщил:
— Нефтехранилище на Гагарина по-прежнему горит… — И добавил: — Держись, осталось совсем немного.
Он торопливо прикурил и сразу же спрятал сигарету в кулаке.
Когда-то и я здесь бывал, и сейчас начал узнавать холмы, раньше покрытые лиственным лесом. Теперь об этом напоминали только небольшие заснеженные рощицы в низинах у подножия холмов. На западе должен располагаться Песочин, почти прямо к югу — санаторная зона Рай-Еленовки и цепочка прудов. В Песочине в начале двадцатых Павел снимал жилье, ему приходилось каждое утро тащиться в город в медлительных, набитых под крышу, провонявших портянками и махрой рабочих поездах, в санатории я провел не без пользы около двух месяцев, когда уже подрастала моя Олеся…
Я с усилием остановил этот поток. Только тронь — и жизнь, как кинопленка, вывалившаяся из коробки, начинает разматываться петлями от конца к началу. И мне ли не знать, что земного рая нет, зато земного ада — сколько угодно.
Втоптав в снег окурок, Мальчик взялся за веревку санок. Поддерживая друг друга, проваливаясь и оступаясь, они двинулись по снежной целине прямо к лесопосадке, за которой лежала та самая дорога, которую им предстояло пересечь. Было уже почти совсем темно — начало шестого, сказал Мальчик, взглянув на часы. Держась за кустами, пригибаясь и перебегая открытые места, они подбирались все ближе к расчищенному бетонному полотну. Когда оставалось полсотни метров, пришлось лечь и ползти.
В самой гуще кустарника Мальчик остановился, раздвинул ветки и жестом подозвал девушку. Было тихо, слышалось только ее тяжелое дыхание и шорох куртки. Оказавшись рядом, Леся сгребла пригоршню снега и затолкала в рот.
— Что ты делаешь? — ужаснулся он.
— Пить хочется. Я, кажется, сейчас умру…
— Прекрати! — прошипел он. — Мы же договорились! Никто — ни ты, ни я — не может позволить себе заболеть. Потому что это смерть. Без вариантов.
Она покорно выплюнула снег и облизала губы. Мальчик закинул руку за ее плечи, притянул к себе и зашептал:
— Видишь, сейчас дорога пустая. Но это ничего не значит. Блокпосты через каждые два-три километра, а там у каждого — «Викинг» или «Трекер». И тепловые датчики на транспортерах. Это значит, что трассу они видят, как днем, а может, еще и лучше. Поэтому все дело в скорости и погоде. Когда я скажу, вскакивай и беги так быстро, как только сможешь. Не оглядывайся ни в коем случае — просто беги прямо вперед. На той стороне, за посадкой, покатый склон, огороды. Смотри под ноги. Огороды тянутся метров на сто, потом лесок, за ним — дачи. Главное — добраться до леска.
Он умолк, прислушиваясь. Снег продолжал валить так плотно, что в глазах рябило. На дороге ни малейшего движения.
— Все, — сказал он. Поцеловал ее холодную щеку и скомандовал: — Пошли!..
Через десять минут, с бухающим в гортани сердцем, Мальчик уже рвал на себя примерзшую и разбухшую дверь на веранду дачного домика, а та не уступала, пока он не догадался сунуть под дверную ручку сломанный черенок от лопаты, забытый еще с осени у сарайчика, и навалиться на нее всем телом.
Дверь крякнула и оторвалась от косяка. Внутри они, как делали повсюду, сразу же заперлись.
— Сюда, — сказал Мальчик, проходя в примыкающее к веранде помещение без окон. — В доме есть печка, но топить нельзя. Ветер западный, дым понесет прямо на дорогу…
Невидимый в темноте, он присел, нащупал скобу и потянул на себя створку люка. Потом чиркнул зажигалкой. По голым, выбеленным прямо по шлакоблокам стенам запрыгали тени.
— Спускайся. Только поаккуратнее, здесь низко.
Осторожно нащупывая ногой высокие неровные ступени, девушка спустилась в просторное подземелье. Мальчик чертыхнулся, погасил зажигалку, подул на пальцы и тут же зажег свечу в полулитровой банке. Высветились кирпичная кладка, оштукатуренный свод, пустые полки, груда пустых ящиков.
— Господи! — будто не веря себе, со слабой улыбкой проговорила Леся. — Да ведь тут тепло!
— Еще бы, — откликнулся Мальчик с такой интонацией, будто это было его личной заслугой. — Плюс восемь, как в любом порядочном погребе. Тропики… Вон она, картошка, — он кивнул в дальний угол. — Цела. Что там такое?
Он обернулся, перехватив ее застывший взгляд.
— Яблоко, — завороженно произнесла девушка.
На полке, рядом с десятком сморщенных и заплесневелых, действительно лежало яблоко. Сплошь темно-красное, крупное, со вдавлинкой, с шершавым родимым пятном на боку, покрытое сизым восковым налетом и совершенно целое.
Мальчик взял его, вытер и протянул.
— Ешь, — сказал он.
Леся распустила «молнию» куртки, присела на перевернутый ящик и запустила зубы в зеленоватую сочную мякоть. Мутный сок капнул на ворот куртки.
— А ты? — спросила она, жуя. — Ты разве не хочешь?
Мальчик поспешно наклонился.
— Терпеть их не могу. В детстве меня даже лупили за это, но без толку.
— Послушай, — вдруг сказала она. — Мы же теперь за чертой, нет? Можем идти куда угодно?
— В каком-то смысле.
— И нас не остановят?
— Не уверен. Неизвестно, что творится вокруг. Оттуда, как из загробного мира, пока никто не возвращался, иначе были бы слухи. А слухов нет. Может, окружная — только первый эшелон, а дальше опять блокпосты или кое-то похуже. Почему ты спросила?
— Просто так. Чтобы хоть немного почувствовать себя свободной. Ты же не подумал, что я могу бросить бабушку? Хватит с нее и одного раза.
— Мне и в голову не пришло, — сказал он. — Как насчет того, чтобы заняться картошкой?
— Подожди… — она с сожалением осмотрела хвостик — все, что осталось от яблока. — Ты не мог бы меня обнять? Я как скифская каменная баба от этого чертова холода.
Леся встала, сделала шаг и выпрямилась. Ежик ее волос защекотал Мальчику подбородок. Он неловко обхватил ее, и несколько секунд они просто стояли, отдавая друг другу тепло. Потом его ладони скользнули куда-то вглубь, под одежду, поднялись вверх, к хрупким крылышкам лопаток, будто заново узнавая каждый бугорок и впадинку, каждый сантиметр тонкой, едва-едва согретой током крови кожи, и соскользнули к маленьким, крепким, слегка шершавым ягодицам. Он с силой притянул ее к себе.