Моя Святая Земля
Шрифт:
– Я понял, - сказал Эральд.
– Я подумаю.
– А Наджел - ваш смертельный враг, государь. Ему мало перепало, но он ждал, он уже чувствовал корону на своей голове - и никогда не простит её потери...
– Я знаю, - кивнул Эральд.
– Спите, Дамьен. Надеюсь, вас больше не будут мучить кошмары.
Дамьен взглянул снизу вверх - взглядом больного пса. Камера Уютного Дома растворилась в темноте. Эральд открыл глаза.
Они оба наблюдали: Сэдрик - встревоженно, а Алвин - удивлённо.
– Кому ты снился перед коронацией?
– спросил Сэдрик
– Вместо того, чтобы отдохнуть...
– Не ворчи, - улыбнулся Эральд через силу и стёр испарину со лба.
– Дамьену. Я не собирался, так вышло. Это как... позвал он меня, что ли. Как Бриан в своё время.
– Раскаялся?
– спросил Алвин с кривой усмешкой.
– Нет. Но готов изо всех сил сотрудничать со следствием, потому что его ужасают пытки. Алвин, нам надо запретить пытки. В принципе.
– Э...
– Алвин так удивился, что даже не нашёлся с ответом сразу.
– В смысле - вообще?
– Ну да.
– Государь, - сказал Сэдрик, - перегибаешь немного. Не хочешь смертей - это понятно. Думаешь о милосердии там, о справедливости - это красиво, может, и сработает. Но как ты заставишь какого-нибудь гада сознаться? Ну, ладно, ты-то, может, и заставишь. Ты - благой, рядом с тобой их пробивает на совесть. А простой дознаватель?
– В том мире, где меня воспитали, заставляют, показывая улики. Опрашивая свидетелей. Беседуя.
– Ага, - хмыкнул Алвин.
– Да наплевать им на беседы! А свидетелей можно и подкупить, и запугать.
– А если взять первого встречного и достаточно долго пытать, он признается, что хотел украсть луну с неба, лишь бы его оставили в покое. Я не прав?
Похоже, такой поворот не приходил ребятам в голову - Сэдрик кивнул, а Алвин задумался.
– Как можно верить в признание, если его выбили?
– продолжал Эральд.
– А если человек от ужаса кого-нибудь оговорит? Соврёт, лишь бы спастись от боли? Будем пытать заведомо невинного, чтобы он подтвердил?
– Ну, это не о Дамьене, - сказал Алвин.
– Дамьен замаран от носа до хвоста.
– Он рассказал много всего только от ужаса, - сказал Эральд.
– А если ты прикажешь его пытать, он просто умрёт, он нездоров и не слишком силён физически.
– Государь, неужели жалеешь эту мразь?
– Сэдрик покачал головой.
– Он - гад, но живой человек. Мы его накажем и справедливость восстановим, но не будем мучить беззащитного - он ведь беззащитен сейчас, Дамьен. Помнишь Валиена, Сэдрик? А ведь они вообще все так же абсолютно беззащитны - те, кто в тюрьме сидит, виновные и невинные. С ними можно делать что угодно - пытать, казнить... Право сильного? Убить и поизмываться перед смертью? Или, в нашем случае, сослать и поизмываться перед ссылкой?
И никто больше не возразил.
– Хочешь это особо отметить?
– спросил Алвин.
– Кроме милости к сосланным из-за недоимок?
– Было бы отлично, - сказал Эральд.
– Знаешь, я ведь понимаю, что всё равно будет. Что адом всё пропиталось, злобы кругом предостаточно, людей так и тянет отомстить за все беды тому одному, который попался... но, если отметить особо, если подчеркнуть в манифесте, сделать законом - может, хоть кого-нибудь спасём, братишка?
Алвин придвинул к постели столик с бумагой и подсвечником и принялся делать пометки на листе с манифестом. Сэдрик вздохнул:
– Ну да, государь, всё верно... но ты всё равно - немного слишком. Когда ты так - мне почему-то делается страшно за тебя.
– Сегодня коронация, - сказал Эральд.
– Все присягнут - и мы перестанем "ходить опасно". Алвин, что мне надо делать?
– Тебя придут одевать, когда часы на ратуше пробьют восемь, - сказал Алвин.
– Свита Хуга придёт в девять. А пока - молиться, наверное.
– Я в храме Розы помолюсь, - сказал Эральд.
– Лучше расскажи мне про банк Урстена. Ещё рано, зачем зря время терять.
Алвин стал рассказывать о финансовой системе Святой Земли и всего Севера, а Эральд слушал, пытался разобраться и с непривычки путался в понятиях и сложных взаимодействиях между банками и королевскими дворами. Думал, что об этом непременно надо будет говорить и говорить много раз, пока положение финансовых дел не станет привычным и очевидным.
Ещё думал о прогрессе и пытках.
О том, что с чертежом атомной электростанции в любом случае никогда ничего не выйдет, да и с большинством более простых вещей, скорее всего, не выйдет. И даже не потому, что инженер из Эральда абсолютно никакой. Скорее, потому что нужда в вещах приходит со временем, а с нуждой появляются и изобретатели - и то, что не вовремя свалилось в гармоничный мир, смотрится забавным курьёзом, как этот несчастный роллер или фонарик. Может, и можно будет поговорить о каких-нибудь жизненных удобствах - но только ради собственного комфорта: Святая Земля не совершит рывка в научно-техническом прогрессе, в лучшем случае - появится какая-нибудь занятная мода.
Но, возможно, удастся чуточку сдвинуть отношение людей к самим себе. В сущности, это и есть прогресс... и в этом смысле между Святой Землёй и той Землёй, где Эральд вырос, разницы гораздо меньше, чем можно подумать. Разве что - тут удивляются, а там придумывают рациональные объяснения чему угодно.
А обычные люди чудовищно, нестерпимо беззащитны. Везде.
И если у короля и есть какой-то особый долг - так это попытаться защитить хоть кого-то.
***
Раньше Хуга пришла Джинера. Увидела - и улыбнулась.
– Вы великолепны, государь!
– и присела в реверансе.
– Я ведь не видела тебя в достойном костюме, ты был одет, как наёмник из дальних стран... и вот я сражена, поражена и очарована.
– Ты ехидничаешь, а не очарована, - сказал Эральд убеждённо.
– Тебе идёт белый цвет. Подтвердите же, мессиры!
– Ага, - тут же отозвался Сэдрик.
– Чистый вестник Божий.
– Чистый - это точно, - подтвердил Эральд.
– Я на некоторое время становлюсь похожим на человека, если меня отмыть, факт. Между прочим, ты тоже, барон Сэдрик. Кружева поправь.