Моя тень убила меня
Шрифт:
Сквозь пение цикад прорвался звонок мобильного телефона. Это меня несколько обескуражило. Ирина звонила мне на мобильный в исключительных случаях, только по служебной необходимости, и это правило, которому она следовала неукоснительно, тоже демонстрировало ее трепетное отношение к моей свободе. Сотрудники, зная, что я в отпуске, не смели меня беспокоить. Дальние родственники, старые друзья, сослуживцы и сокурсники, раскиданные по всему миру, номер моего мобильного телефона не знали. Выходит, позвонить мог только Максим. Надоедливый, неудобный, как тесные ботинки, Макс. А для чего он звонит так поздно? Разумеется,
Отнюдь не облегчение принесла эта догадка. Я человек инерционный, как железнодорожный состав с нефтью. Если на что-то настроился – меня уже тяжело остановить, лязг и скрип будет такой, что никому мало не покажется. И потому я встал с койки и направился к столу за телефоном, преисполненный небольшой, емкой, но горячей агрессии.
Как ни странно, это был не Макс. На дисплее отобразился некий замысловатый номер, который не значился в адресной книжке моего телефона.
– Кирилл Андреевич? – поинтересовался глухой, будто простуженный, мужской голос. – Скажите… Я хотел… э-э-э…
– С кем имею честь? – перебил я. По давно наработанной привычке я никогда не разговаривал с людьми, которые не представлялись мне.
– Да-да, – усмехнулся незнакомец. – Конечно, я представлюсь, хотя моя фамилия вам, наверное, ни о чем скажет… Я Константин Григорьевич Батуркин… А вы что ж, все еще меня не признали?
Мне показался, что абонент разыгрывает меня.
– Что вам надо? – грубо спросил я.
– Уже много лет я занимаюсь шоу-бизнесом, но по отношению к вам у меня чистое любопытство и ничего более. Я хотел бы спросить… Конечно, если вы можете мне об этом сказать… Сегодня я видел ваши афиши… Скажите, а сколько у вас уже было концертов?
– Ни одного.
– Что вы говорите! – не очень убедительно удивился незнакомец. – Что ж, удачи вам! До свидания!
Я не успел сказать ему прощальное слово, как он отключился. Я испытывал странные чувства, возвращаясь на скрипучую койку и обхватывая губами соломинку. Прикосновение к славе? Утром афишу с моим именем увидел мой приятель и не преминул позвонить. Потом прискакала Ирина. Теперь вот некий Батуркин, занимающийся шоу-бизнесом, заинтересовался мной. О моем существовании сообщили всего-то несколько афиш, а уже пошла реакция, приподнимающая заурядную личность над толпой. Что же чувствуют так называемые "звезды" эстрады, которые принимают чудовищные дозы славы и популярности каждый день на протяжении многих лет?
Степан, свернувшись калачиком, заснул на моих ногах. Где-то я читал, что если коты во время сна закрывают лапой нос, то быть на следующий день холодной погоде. Но думал я не о погоде и даже не о странном телефонном звонке. Мое погружающееся в дремоту сознание исследовало житейские и бытовые проблемы, которые сваливаются на человека вслед за его известностью…
Утро, вопреки народной примете, было знойным и безветренным. Опростоволосившийся Степан, страдая от жары, прятался под железным баком с водой. Я завтракать не стал, выпил стакан зеленого чая без сахара и поспешил на пляж, где меня ждала Ирина. По дороге я невольно кидал взгляды на щиты с объявлениями и рекламные тумбы, на которые обычно вешали афиши, и несколько раз замечал свою фамилию. Это было забавно. Я хмыкал и качал головой. Директор дома отдыха точно
У входа на пляж меня ждал Макс. Морской ветер мутузил края его расстегнутой рубашки. Помощник по культурной части смотрел по сторонам сквозь линзы черных очков и тревожно покусывал губы.
– Я уже волнуюсь! – объявил он мне, хватая меня за руку. – Ну как? Ты готов? Настрой боевой? До вечера от меня ни на шаг!
Такая перспектива меня вовсе не обрадовала. Что я, собачка, чтобы ходить за Максом как на поводке?
– Начало твоего выступления в семь часов, – строго говорил Макс, наступая мне на пятки. – Значит, максимум в восемнадцать тридцать мы с тобой должны быть в театре. Сначала я представлю тебя публике, вкратце расскажу твою биографию, а затем дам тебе слово. Выступать будешь стоя, перед микрофоном. Я думал про столик, украшенный цветами, но потом отказался от этой идеи. Из-за цветов тебя может быть не видно…
Макс начал нагонять на меня тоску. Перешагивая через полотенца и лежаки, я искал Ирину. Море, словно покрытое тонким стеклом, было беззвучным и неподвижным. Горизонт тонул в мутном мареве. Откуда-то доносился ровный гул моторной лодки. Пляжники, похожие на помещенные в гриль куриные тушки, млели под солнцем.
– Ты Ирину ищешь? – дошло до Макса, когда мы с ним сделали по пляжу третий круг. – Она в медпункте.
– А раньше ты не мог мне об этом сказать? – разозлился я.
Ирина, расположившись у массажного стола, отглаживала мой сценический костюм.
– Посмотри! – сказала она мне, катая утюг по лоснящейся и источающей пар брючине. – Это тезисы к твоему выступлению…
И кинула мне сложенный вчетверо лист бумаги. Макс пристроился у меня за спиной и принялся сопеть мне в ухо. Я развернул бумажку. "Особенности составления процессуальных актов частным агентством как органом независимого дознания", "Криминалистическая характеристика посягательств на частную собственность путем краж", "Информационные основы расследования преступлений"…
Я поднял лицо и взглянул на Ирину. Не знаю, какое там было выражение, но Ирина сказала "ой!".
– Что это за галиматья? – спросил я, тряся бумажкой, как колокольчиком.
– А что? – из-за спины отозвался Макс. – По-моему, очень интересные и актуальные темы.
– Вы с ума сошли?! – теперь я перекинул свой гнев на Макса и Ирину. – Вы хотите, чтобы я читал лекции по криминалистике? Да от скуки уснут даже те две старушки в шляпках!
– Какие старушки в шляпках? – не поняла Ирина.
Я порвал "тезисы к выступлению" в клочья.
– В общем так, – в ультимативном тоне сказал я. – Я либо ничего не говорю, либо говорю то, что взбредет мне в голову.
– Хорошо, хорошо, хорошо, – тотчас согласился Макс, покорно распластываясь передо мной. – Я вовсе не собираюсь посягать на свободу твоего творчества.
– Имей ввиду! Я намерен не только говорить, но и петь арию из оперы Вертинского!
– Замечательно!
Меня злило, что Макс вдруг стал таким покладистым. Мне хотелось, чтобы он горько пожалел о том, что предложил мне выступить в своем театре.