Моя Теодосия
Шрифт:
XIX
Всего несколько миль отделяло песчаную косу Вэккэмоу от плантаций на реке, однако эти несколько миль составляли большую разницу между здоровьем и лихорадкой летом.
Многие плантаторы построили себе летние дома со стороны океана, и полковник Вильям Элстон последовал их примеру. Его дом, благодаря его приземистому фронтону и необычным размерам, прозвали «Замком». Полковник построил его на острове Дебордье, который находился почти напротив его собственной плантации. Однако он редко пользовался им, так как его семья предпочитала остров Саливен около
Летом 1804 года «Замок» был свободен, и Теодосия с ребенком и несколькими слугами переехала на остров Дебордье, ожидая решения Аарона относительно поездки на Север. Она собиралась присоединиться к Натали в Статсбурге, но Гампи приболел. У него был приступ лихорадочного озноба, и хотя недомогание прошло быстро, ребенок остался бледным и апатичным. Даже поездка на катере из Оукса и короткая прогулка на лодке через залив, который отделял Дебордье от материка, утомили мальчика.
Но когда они приблизились к дому и увидели буруны, пенящиеся на песке в двухстах ярдах от «замка» малыш оживился. Его темные глаза заблестели от возбуждения.
– Гампи любит это место, – серьезно сообщил он матери.
Тео улыбнулась и быстро поцеловала его.
– И я тоже, дорогой.
С первых часов на острове она ощутила спокойствие, которое никогда прежде не испытывала на юге. «Замок» был построен на холме и высоко поднимался на кирпичных опорах, так что помещение для слуг и кухня внизу дома были всегда светлые и прохладные. В доме был только один этаж – две больших комнаты с восьмиугольными пролетами окон, связанные с центральным холлом и четырьмя небольшими спальнями. Одну из больших комнат занимала спальня Тео, которую она разделяла с Гампи, в другой – была столовая, окнами выходившая на океан.
Остров был покрыт диким плющом, несколькими чахлыми кедрами, карликовым дубом и кустарником кассены, усыпанным красными ягодами, но вся эта растительность была малорослой и нисколько не препятствовала устойчивому соленому бризу. Широкая веранда простиралась вдоль фасада домов. После полудня Тео устроилась на веранде в кресле, глубоко вдохнула соленый свежий воздух и удовлетворенно прислушалась к гулу моря.
Вскоре нежный аромат поджариваемых устриц донесся снизу из кухни. Она ощутила, что впервые за несколько последних недель действительно голодна и с охотой ожидает ужина.
На кухне работали трое слуг: кухарка Дидо, ее муж и их маленький сын Купид. Выбор Тео этих слуг раздосадовал Джозефа, поскольку ни они, ни их предки не являлись домашней прислугой, а работали на плантациях.
– Не могут ли они все же быть переведены на кухню? – настойчиво попросила Тео. – Тогда я не стала бы забирать Фиби из Оукса и нарушать установленный там порядок. Дидо может готовить, я знаю. Я была в их хижине на днях, когда она угощала тушеным кроликом, он получился просто восхитительным. В любом случае Элеонора может обучать ее.
– Постоянные домашние слуги обидятся на твое вмешательство в их касту, – возразил Джозеф.
Тео вздохнула.
– Боюсь, они и так обижаются на все, что я делаю… О, это не так важно, – добавила она поспешно. – Здесь, на побережье, я хотела ввести некоторые новшества и нанять слуг, которые будут послушны и благодарны за повышение.
Она
Тео знала, что для Джозефа Венера являлась живым подтверждением его щедрости и гуманного обращения с работниками.
«Но теперь я не собираюсь думать ни о Венере, ни о чем-либо неприятном», – сказала себе Тео. Здесь у океана царил покой, и не было никаких тревог.
Не было здесь и Джозефа – тремя днями раньше он отправился в Колумбию. Тео не вполне осознавала, что очарование этих праздных дней было вызвано также и его отсутствием, в сущности, в последние несколько недель она едва ли думала о нем.
Гампи рос жизнерадостным и счастливым, собирая раковины и копаясь в песке деревянной лопаткой, сделанной для него Гектором. Дидо оправдала доверие и готовила превосходно. Гектор и Купид удили рыбу, ловили крабов и ежедневно возвращались со свежим уловом. Дидо варила крабов в вине, приправляя зеленью, которую собирала сама. Домочадцы лакомились черепашьими яйцами, устрицами, моллюсками и креветками. Всё вдоволь ели и спали. Даже Элеонора была довольна и перестала ворчать про мерзкую землю.
Океан был для Тео живым существом и верным другом. Его ритм проникал ей в кровь. Невзирая на испуганные увещевания Элеоноры: «Вы будете красны, как вареный краб, мадам, жариться на солнце вредно», она часами лежала на ослепительно белом пляже, впитывая тепло и вслушиваясь в оглушительную музыку моря.
Ее убаюкивало необыкновенное ощущение физического благополучия, время потеряло для нее свой смысл. Поэтому, хотя она и посылала Гектора в Джорджтаун дважды в неделю за почтой и как обычно была разочарована, не получив ни слова от отца, лишь с наступлением августа стала всерьез беспокоиться.
Однажды утром она проснулась в тревоге. Она не слышала ничего об Аароне на протяжении почти двух месяцев. Кроме того, прошли две недели с тех пор, как она получила последнее письмо от Джозефа.
Смутное беспокойство угнетало Тео в тот день. Она пыталась успокоить себя: письма от Аарона, бывало, задерживались и долее того, пакетбот мог попасть в шторм, а корреспонденция, отправленная сушей, могла быть потеряна или украдена. Что же касалось молчания Джозефа, здесь могла быть дюжина объяснений. И все же это было странно; обычно он писал регулярно. Возможно, Джозеф отправился в Статсбург повидать Самтерсов или внезапно уехал в Чарлстон. Должно быть, так.