Моя Теодосия
Шрифт:
– Нет, я не поеду туда больше. Мне этот пейзаж не очень нравится.
– А… – удовлетворенно произнес Аарон. Он протянул руку к серебряной табакерке, легким щелчком открыл ее и, взяв щепотку табака, с наслаждением вдохнул его.
– А сейчас беги, мисс Присей. – В последнее время он редко называл ее этим детским прозвищем, и она улыбнулась в ответ.
– Я позволю тебе сегодня пропустить занятия, – продолжил Аарон. – Иди и готовься к приходу гостей. Ты должна прекрасно выглядеть. Будет избранное общество, способное сделать тебе честь.
Когда она ушла, он спокойно
Дальше будет сложнее, думал Аарон. Когда появятся противные болваны с овечьими глазами и сладкими речами и станут завлекать Тео в свои сети. И кому, как не Аарону, знать, что девочки так неразборчивы в ожидании огромных страстей. И, как правило, выбирают совсем не то, что нужно. Он должен защитить ее от этого. Аарон встал и зашагал по комнате. Уже многие ее сверстницы были замужем. И Тео тоже созрела для этого. Вокруг нее уже жужжали поклонники, но все они были так ничтожны. Он не думал о них серьезно. У Тео должен быть достойный муж, и этого мужа он выберет сам.
Аарон внезапно повернулся и решительно подошел к высокому комоду из красного дерева и, достав из кармана маленький медный ключик, открыл выдвижной ящик. Взяв из него большой конверт, помеченный буквой «Э», он положил его на письменный стол. Внутри было несколько писем и лист бумаги, исписанный его собственным аккуратным почерком. Заглавие гласило: «Джозеф Элстон», а дальше шли сделанные Аароном заметки:
«Родился в Чарлстоне 10 ноября 1779 года. Один год (1795) воспитывался в Принстоне. Особыми способностями не отличался. Имеет три плантации и два имения. Чистый доход с владений – 40 тысяч ежегодно. На вид самонадеян, властен, но легко руководит действием. Здоров. Спиртными напитками увлекается в разумных пределах».
Аарон еще раз очень медленно перечитал написанное. Выражение его лица было непроницаемым.
IV
К четырем часам стали прибывать гости. Топот лошадей, скрип колес кабриолетов, визг тормозов тяжелых карет доносился до Теодосии через открытое окно. Она слушала звуки радостной суматохи и праздничного возбуждения, мечтая как можно скорее стать его частью. Адонис, самый модный парикмахер, специально вызванный для Тео, держал щипцы около своей черной щеки, проверяя их температуру, и эта его осторожность раздражала Тео.
– Торопись, Адонис, – умоляла она, – люди уже прибывают.
Старый негр бросил презрительный взгляд в направлении окна.
– Это республиканский сброд, мадемуазель, – вовсе не обязательно спешить. Что они знают об этикете? – Он пыхтел, крутился волчком и искусно стриг волосы Тео. – Выскочки! Жозефина Богарне, которая сейчас властвует над Францией. Я видел ее много раз на Мартинике. Выглядит не лучше, чем проститутка.
Тео захихикала, а он завращал своими
– Простите, мадемуазель, но это правда. Они позволяют этому корсиканскому разбойнику править ими вместе с Жозефиной. – Он выронил гребень.
Руки его затряслись, розоватые ладони покрылись испариной.
– Они даже говорят, что Бонапарт станет королем! Когда-нибудь, мадемуазель, эти дураки спасуют, и Бурбоны возвратятся. Я уверен, Бурбоны будут на троне, принадлежащем им по праву.
Его глаза увлажнились, и он забормотал что-то про себя. Тео вздохнула. Он был снова далек в мыслях, бедный старик. Ничего не оставалось делать, как терпеливо ждать, когда он поднимет, наконец, свой гребень.
Адонис был лучшим парикмахером в городе, все знали его историю и мирились с его манией. Он родился на Мартинике свободным негром, страстно верным своему королю. Людовик XVI и Бог сливались для него в единое целое. Когда началась революция, он успел бежать с острова вместе с друзьями. Прибыв в Нью-Йорк, он принял обет, что не покроет свою седую голову до тех пор, пока Бурбоны не вернутся к власти.
Тео, потеряв надежду, что ее прическа когда-нибудь будет закончена, решила оторвать Адониса от его мыслей.
– Граф Жером де Жольет приедет сегодня, – лукаво сказала она.
Адонис тут же взялся за дело. Он поднял свой гребень и слегка улыбнулся.
– Я сделаю вас неотразимой для него.
Он укладывал ее локоны, ловко вставил маленькое белое страусиное перо и закрепил его с веточкой розовых бутонов.
– У мадемуазель красивый, классический нос; я сделал так, чтобы это было более заметно. И у нее прекрасные глаза; ей не следует опускать волосы слишком низко на лоб, кроме двух небольших локонов, именно так, как я и сделал. К тому же они уравновешивают подбородок. Теперь никто не заметит…
– Да, Адонис, вы сделали из меня шедевр. Спасибо, но я должна подготовиться. Я вижу, что уже подъезжает экипаж Гамильтонов, а это значит, что уже поздно. Пегги расплатится с вами.
Она вытолкала старика за дверь и позвала горничную. Та стала затягивать ее нежное, юное тело в корсет, сделанный из стали и кожи. Тео ненавидела его и старалась надевать как можно реже, независимо от моды. Поверх корсета была надета короткая муслиновая нижняя юбка, затем белые, шелковые чулки со стрелками и крошечные желтые атласные туфли на лайковой подошве.
Туфли не делали ее высокой, но в парижском платье она казалась выше, так как оно было скроено очень просто, в соответствии с последней модой: длинные, ниспадающие складки белого индийского муслина, перехваченные высоко под грудью вышитым поясом, позолоченный узор которого, в виде виноградной лозы, повторялся и на кромке платья.
И, конечно, ожерелье, сверкающее на ее белой коже как капли дождя.
Когда она посмотрелась в зеркало, то увидела, что она прекрасна. Ее сердце было переполнено приятным ощущением могущества. Это был ее вечер, ее день. Вызывать всеобщее восхищение и принимать поздравления, ощущая на себе нежно одобряющую улыбку Аарона, что могло быть более радостным в жизни?