Моя тюрчанка
Шрифт:
Единственный шанс для Ширин – найти работу с официальным оформлением. Но если б это было так просто!.. Начав трудиться в бистро, моя красавица продолжала мониторить вакансии. Потенциальные работодатели точно соревновались во вредности: почти все требовали от будущей работницы «строго славянскую внешность». Некоторые подыскивали девушку, готовую оказывать начальнику интим-услуги. И полным-полно было жлобов – предлагавших позорно низкую зарплату, с которой не рассчитаешься за койко-место.
Вот когда я пожалел, что меня лишили дееспособности!.. Будь я – с юридической точки зрения – здоров, я сделал бы Ширин совладелицей моей квартиры. Иностранец,
Но я прибивал шкуру неубитого медведя к стене в гостиной воздушного замка. Я знал, что не имею права ни дарить долю своей квартиры, ни привести в дом жену. Я ведь никчемный – тронутый на голову – инвалид. Все, что я сделал для Ширин – позвал ее жить к себе. Она с благодарностью согласилась. Я не хотел брать с красавицы никаких денег – но она настаивала, что должна платить хоть небольшую сумму. Так что мы остановились на том, что вскладчину будем погашать счета за воду, электричество и прочую коммуналку.
Теперь у Ширин была отдельная комната. Я предоставил в распоряжение новой соседке свой ноутбук. Она могла теперь красавица могла сколько угодно листать интернет-вакансии. А я тем временем сидел у себя в спальне – и держал пальчики скрещенными за Ширин. Впрочем, моя тюрчанка мало показывалась дома. Она пропадала на своей работе в бистро. К вечеру я ждал ее с ужином – как я называл бурду, которую у меня получалось сготовить.
Честно скажу: мне было весьма и весьма неловко, когда Ширин впервые переступила порог моего жилища. Я аж почувствовал, как от стыда у меня розовеют уши. Посреди заставленной допотопной рухлядью пыльной прихожей, освещенной одной тусклой лампочкой – Ширин показалось мне розой на куче мусора. Но моя красавица не смутилась. Один из своих выходных дней она выделила на генеральную уборку.
Разнообразный хлам – вроде толстых журналов времен юности моих родителей и разбитого магнитофона – который мне до сих пор почему-то жалко было выбрасывать, Ширин собрала в шесть или семь черных полиэтиленовых мешков и велело мне унести это «добро» на помойку. Пока я перетаскивал мусор в ржавый контейнер на углу улицы – моя тюрчанка подмела, выскоблила и вымыла всю квартиру. Не пощадила и дохлых тараканов, обнаружившихся под плинтусом.
Когда я принялся хвалить Ширин за наведенную чистоту – красавица опустила глаза и легонько кивнула. Впервые я подумал: за все время нашего знакомства – Ширин еще ни разу не улыбалась. Она была настоящая царевна Несмеяна. Конечно, Ширин тяготили мысли о том, что будет в феврале. Я тоже ломал голову над тем, как мне помочь девушке, которую я втайне любил. И вот однажды октябрьским утром – когда Ширин, после кофе и бутербродов, уже летела на работу – у меня родилась великолепная (так я считал) идея.
Главным препятствием, из-за которого я не способен был оказать Ширин полноценную помощь, была моя недееспособность. Я субъект, потенциально опасный для себя и других. Не имею права управлять авто и построить семью. И вообще обязан раз в двадцать восемь дней показываться грубияну-психиатру, отсчитывающему мне «волшебные пилюльки». Так постановили медицинские эксперты. Но разве они не могут пересмотреть свое решение?..
Я готов был разворотить горы и сорвать с небес луну – лишь бы убедить ученую комиссию аннулировать свой прежний вердикт. Да что там гора и луна!.. Ради того, чтобы меня допустили в строй «нормальных людей», я согласен был почаще выходить на улицу и не шарахаться от случайных прохожих. Больше того: устроиться на работу.
И вот когда дипломированные врачи признают меня дееспособным – я по-настоящему позабочусь о Ширин. Сначала сделаю мою звездочку совладелицей квартиры. А шагом номер два – мы фиктивно поженимся, чтобы Ширин получила по браку расейское гражданство. О, я бы хотел, чтобы наш брак был подлинный, а не фиктивный. Я бы тогда юлою кружился от счастья. Но я боялся вспугнуть Ширин, как робкую лань. Я же не знал, что чувствует ко мне моя зазноба.
В тот день, когда меня посетила «гениальная» идея – я никак не мог дождаться возвращения Ширин с работы. Не в силах был усидеть на месте: стулья подо мною точно ощетинивались рядами иголок остриями вверх. Но Ширин пришла на два часа раньше обычного – вся в слезах. Первым моим порывом было по-дружески обнять ее. Потом я налил ей чаю с лимоном и тихо спросил, в чем дело.
Сегодня жирный, как свинья, клиент бистро начал домогаться до Ширин. Щипать за бедра и ягодицы, класть руку на грудь, хватать рачьей клешней за запястье. Пытаясь защититься – моя девочка выплеснула на лысину обидчика картонный стакан горячего кофе. Разразился скандал. Клиент громко ругался и требовал платы за ожоги и неуважение. Как будто что-то почувствовав, примчался на иномарке хозяин бистро. Не мучая себя долгими разбирательствами, шеф признал виноватой Ширин. Боссу было проще выставить с работы одну сотрудницу-«азиатку» и нанять другую – более безропотную – чем ссориться с богатым толстуном-клиентом, который мог и в инспекцию по правам потребителей написать.
Так за один день Ширин прошла через унижение и лишилась работы. Как мог – я пытался утешить красавицу. Но это было сродни потугам разъезжающего на печке Емели-дурачка развеселить ту самую царевну Несмеяну.
Я пустился излагать свой «безупречный» план. Слушая меня, Ширин притихла. Я подошел к самому щекотливому моменту:
– И потом мы поженимся… Для того, чтобы тебе получить гражданство… Поженимся – фиктивно, конечно…
– Фиктивно, да?.. – переспросила Ширин. – А скажи: я разве тебе нисколечко не нравлюсь?..
– Очень нравишься!.. – от души признался я.
Ширин не сказала больше ничего. Впервые – хоть и совсем слабенько – она мне улыбнулась. Сплела руки на моей шее и поцеловала в губы. Пульс у меня разом подскочил. Одно поцелуя хватило, чтобы сдерживающая мои чувства плотина обвалилась. Я ответно осыпал Ширин поцелуями – в щеки и губы, в плечи… чуть помедлив, осмелился поцеловать и грудь. Взялись за руки, мы не сговариваясь прошли в спальню. Не стыдясь друг друга – разделись догола. И сплелись на старенькой – видавшей виды – кровати, которая под нами нещадно заскрипела.
Ширин время от времени громко вскрикивала в моих горячих объятиях, или протяжно стонала. Иногда нельзя было понять: хорошо ей или больно. Но она с пылом отзывалась на все мои неумелые ласки. Плотно приникала ко мне. Наше любовное сражение длилось долго, пока мы – утомленные страстью – не уснули в обнимку.
Проснулись поздним утром. После вчерашнего наслаждения – я парил по квартире, как на крыльях. На радостях – сделал нам по чашке молочного кофе. Ширин по-прежнему была неулыбчива. Она прятала от меня глаза. Но я не мог не заметить густого румянца, играющего на ее щеках.