Моя веселая Англия (сборник)
Шрифт:
И мне теперь уже неважно, есть или нету, я спрашиваю, а как же вас санэпидемстанция открыла. А официант мне отвечает: а она и не открыла...
Мне хоть и неловко, я к мистеру Тригору, а он сидит румяный такой в костюме синем синтетическом с искрой, нарядный. И ему ничего. А британцы мои ходят за мной – лууу, лууу, луууу – смотрят жалостливо и пританцовывают. Я, гордость поправ, говорю, Василь Василич, проблема, а где же тут... А он себя по лбу, ой, забыл! Я – в ужасе – забыли?! Пристроить к ресторану туалет забыли? И теперь как же?!
А он: «Ты переведи им, что там на улице дежурят два «уазика». Когда им надо, пусть не стесняются, пусть... идут в «уазик»...»
Тут вот я и сама не знаю, как выразиться яснее. Признаться, я подумала, что ослышалась.
А Тригора, как назло, кто-то окликнул, он стал руки новоприбывшему жать, обниматься: «Оооо! – кричать. – Скольколет-сколькозим!!!»
Компании у него шумные и многолюдные собираются, он человек хлебосольный, наш Василь Василич.
И он тут оборачивается досказать мне что-то, сосредотачивается и видит мой взгляд, застывший, внимательный, трезвый, изучающий взгляд. Не обещающий ничего хорошего.
– Как это, – спрашиваю, – Василь Василич, «пусть идут в «уазик»? Как это?
– Та не, – отмахивается Василь Василич, – пусть садятся в «уазик», и водитель их доставит на стадион.
– ???
– А там – новые шикарные туалеты. И все. Четыре минуты езды, я проверял.
Молодцы наши люди, ничего им не страшно. Это я переминалась, не знала, как объяснить деликатно, что, когда, извините, приспичит, надо бежать к машине, ну и далее по плану. Британцы вообще-то сначала не поверили, что такое может быть. А потом ничего. Только они в своей стране привыкли часто бегать. И водители этих «уазиков» буквально запарились ездить туда-сюда. А уж их комментарии я тут цитировать не буду.
Британцы же были в восторге, предвкушая, что они расскажут дома.
И главное даже не это. А то, с каким громадным уважением они смотрели на наших людей, которые много пили, много ели и... никто из них ни разу за весь вечер не воспользовался «уазиком»!
Так что загадочна не только душа человека нашего, но и организм!..
Свадьба в Топоривке
Когда мы с британцами после трудного утомительного дня – поездки по разным фермерским хозяйствам и другим местам трудовой славы нашей области, где везде щедро одаривали, кормили и поили, – вернулись в отель, там нас ждала живописная группа. Молодые люди в национальных костюмах, причем в особенных, которые носят девушки только в одном селе на Украине – в Топоривке и только по определенному поводу. Девушка в вышитой яркой одежде, в причудливом головном уборе, обшитом бисером, с метелочкой ковыля на макушке, в компании молодых людей – ребят в вышитых сорочках и кептарях (это гуцульские жилеты) – и девочек в таких же шапочках с ковылем. Девушка и худенький молодой человек выступили нам навстречу и торжественно, громко и уверенно задекламировали:
– Просылы тато, просылы мама, и мы вас просымо завитаты до нас на вэсилля!
Тут же молодежь стала обносить всех вином из керамических стаканчиков и сдобным домашним хлебом.
Короче, моих британцев пригласили на свадьбу в Топоривку, исключительной красоты село, богатое, нарядное, большое поселение радостных трудолюбивых людей, которые выращивают яблоки и чеснок, рисуют, вырезают, вышивают, и практически у всех у них родственники в Канаде.
Когда в Топоривку пришла советская власть, верней только ступила, сделала первый шаг, многие тут же удрали в Канаду. И там стали выращивать яблоки и чеснок, за что украинскую колонию в Канаде так и называют «гарли€кы». От слова «garlic» – чеснок.
Короче, девочка Брандушка, немножко косенькая, но румяная, жизнерадостная, пышная, громкоголосая, со своим женихом, тоненьким мальчиком, похожим на инока (не обошлось тут явно без председателя сельсовета, который планировал привлечь в село британские инвестиции), приглашала нас всех на свою свадьбу. Нас предупредили, чтобы показать британцам весь ритуал, надо приезжать к девяти утра.
Ничто так не отражает характер мероприятия, как украинское слово «вэсилля», что означает «свадьба». Слово как будто заранее обещает необузданное веселье.
Как уж мои британцы нарядились – не передать словами. Шотландцы даже надели свои килты, чем ввергли в шок топоривских старушек – как же они хихикали, закатывая глаза и крестясь.
Утром за нами заехал большой автобус, где уже сидели наши уникальные, потрясающие свадебные музыканты.
Это требует здесь отдельного рассказа.
Мои британцы даже не представляли себе, что музыкант может не знать нот. А вот!..
Здесь у нас такая плодородная земля: дети, рождаясь, не кричат и не плачут, а сразу напевают. И обязательно что-нибудь свое, тут же сочиненное... И уже лет с десяти-двенадцати они начинают ездить по свадьбам и юбилеям, подрабатывать, играя сначала на местных национальных инструментах – сопилка, окарина, най, цимбалы, потом на клавишных, потом осваивая струнные и духовые... И годам к пятидесяти разве только на шотландской волынке не играют. И не факт, что не могут с первого раза, – просто нет у нас шотландских волынок. Привезли бы шотландцы хоть одну с собой – моментом бы освоили! И что примечательно... Все наши буковинские музыканты считают Лучано Паваротти своим кровным братом на том основании, что великий оперный маэстро тоже не знал нотной грамоты и был толстый, а значит, тоже очень красивый...
Вы спросите, как они разучивали новое произведение, не зная нот. Рассказываю.
Вот сели мы с гостями в автобус. Поехали. Все радостные в предвкушении праздника, и мы, и музыканты.
Руководитель оркестра Дица вдруг, хитро на нас поглядывая:
– О! О! А давайте-ка сыграем иностранцам, чтоб знали! Я придумал! Ты, Миша, будешь играть вот так: Ди-ри-ди-ри-ди-ри-дай-да!
Миша тут же достает из футляра трубу и повторяет.
– А ты, Митя, – еще больше загорается вдохновением Дица, – ты, Митя, играешь так: Тум-ту! Тум-ту! Тум!
Митя со своей огромной тубой повторяет звук в звук. Тут же подключаются большой и малый барабаны: Оп-оп-оп-па! Трь-рь-рь-рь-трь-трь-щ-щ-щах!!!
– А это что, Дица, народная какая-то мелодия?
– Чего?! – возмущается Дица. – Ты что?! Глухой, да, совсем? Это я сам сочинил! Только что! В автобусе! Когда мы проезжали дом начальника тюрьмы. Там такой вид был! Высокий забор, так? А на веревке форма начальника тюрьмы сушится, так? И ворон над домом кружит. Ы? – Победительным взглядом Дица оглядывает всех нас в автобусе и добавляет: – И так мне стало радостно и легко на душе, что я тут же эту музыку взял и написал. В уме!
Музыканты понимающе одобрительно кивают. Я перевожу весь его странный вдохновенный монолог на английский.
Миша проявляет инициативу:
– Дица, Дица, а может, тут не так (поет): «Ди-ри-ди-ри-дам-да!» А вот так: «Та-ра-да-ри-ди-ри-ди-ри-ди-ри-да-а-а-а! Э-э-э-эх! А-ша!»
– Слушай, Миша, кто композитор, ы? – недовольно хмурит брови Дица. – Я – композитор? Или ты – композитор, ы? Кто эту музыку написал, ы? Я написал? Или ты написал? Ы? Давай лучше слова придумывай к моей музыке.