Моя вселенная – Москва». Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика
Шрифт:
Дело в том, что сам я в последние годы предался занятиям мемуаристикой, а воспоминания требуют временной дистанции, писать о слишком близком не получается: ещё не отстоялись события и даты, ещё не возникло той ретроспективы, которая необходима мемуаристу. Может быть, поэтому мне захотелось вернуться в уже далёкое прошлое, вглядеться в почти неразличимые черты нашей жизни тех советских времён, когда в давней поэтической тусовке середины семидесятых годов ХХ века появился очень молодой поэт Юрий Поляков. Вспомнить какие-то грани и чёрточки его жизни, которые известны немногим, да и от немногих скоро никого не останется… Ещё совсем
Трудно поверить – шёл 1979 год, тридцать пять лет тому назад. Тогда мы и познакомились, и мне понравились многие черты моего молодого – для меня тоже ещё совсем молодого – товарища и поэтического собрата.
Внимательный, аккуратный, трудолюбивый молодой человек – наверное, это правильная характеристика двадцатипятилетнего поэта.
Уже тогда проявились несколько его человеческих качеств – верность дружбе, хотя друзья подводили и предавали его в течение десятилетий, настойчивость и необыкновенная работоспособность.
В 1980 году мы работали вместе в редакции «Московского литератора», я сменил на этом безумном посту Сашу Юдахина, а Юра продолжал работать корреспондентом газеты. Я бы даже подчеркнул, что главным корреспондентом нашего небольшого издания. В те годы «МЛ» был по-настоящему популярной писательской газетой. Его читали все московские писатели и обсуждали каждую неправильно поставленную запятую. Помню, однажды мы поздравили с 99-летием одну когда-то известную, но лет сто назад забытую поэтессу. Оказалось, что уже год как она покинула нашу поэтическую планету. Был скандал. Но все почему-то смеялись… Мы отметили этот скандал в нашей подвальной редакции на улице Качалова (сегодня это Малая Никитская улица) распитием двух бутылок хорошей советской водки. После моего ухода на Высшие литературные курсы (это была моя тайная, но внешне достойная капитуляция) главным редактором газеты стал Юра.
Однажды мы встретились в кабинете заведующего редакцией поэзии самого крупного советского издательства «Молодая гвардия». Заведовал редакцией поэт Вадим Кузнецов. Вадим Петрович был «родом из комсомола». Дальневосточник, он приехал в Москву работать инструктором ЦК ВЛКСМ, если вы ещё помните, что означает эта аббревиатура, а потом, будучи энергичным стихотворцем, спланировал на своё тогдашнее кресло. В те годы большое значение придавали связи поколений, их протяжённости в советской истории, и вот Вадим Петрович, посмотрев на меня, посмотрев на Юру, мистически изрёк:
– Ребята, вы только подумайте, мы три поколения советских поэтов… Я старше Сергея на десять лет, а Юра моложе тоже на десять лет… Какая потрясающая неразрывность времени… Каждый из нас, – с пафосом заключил Вадим Кузнецов, – это звено в неразрывной цепи, – он любил философские обобщения.
В это время готовилась к печати первая книга Полякова в замечательной поэтической серии «Молодые голоса». Каждая серийная книжечка насчитывала всего 32 страницы, но в те времена это было «томов премногих тяжелей». Эта серия выпустила в жизнь немало настоящих поэтов. В ней помимо нас с Юрой были изданы Таня Бек, Коля Дмитриев, Лариса Тараканова, другие наши товарищи по, как тогда любили говорить, поэтическому цеху. Многие стали известны, но многие
Юра сохранил на многие годы память о том, как Вадим Кузнецов относился к своим молодым коллегам. Когда Вадим ушёл из жизни, Поляков, уже будучи редактором «Литературки», поместил в газете мемориальную подборку стихов Вадима Петровича. Надо учесть, что «ЛГ» – это газета живой литературы, и посмертные публикации появляются здесь крайне редко.
А в те годы будущий главный редактор великой газеты, основанной Пушкиным, писал кандидатскую диссертацию на тему жизни и творчества погибшего на фронте поэта Георгия Суворова. Может быть, эта работа и определила трогательную привязанность Юры Полякова в первую очередь к писателям и поэтам именно фронтового поколения.
Поэты-фронтовики отвечали Полякову взаимной теплотой и дружеской поддержкой.
В те годы эхо Великой Отечественной войны ещё не заглохло в сердцах советских людей и во многом определяло человеческие отношения и ценности временно победившей страны.
Очень хорошо относился к Юре Виктор Иванович Кочетков, тоже один из реальных участников войны. Одно время он был избран секретарём писательского парткома и от души помогал молодым. Вообще это было время взаимоподдержки. «Талантам надо помогать», как написал поэт Лев Озеров, умный, остроносый, язвительный, он ещё отличался великолепным каллиграфическим почерком. И это назидание, как ни странно, в те годы работало безотказно.
Трогательно вспомнить дружеские отношения молодого поэта и прекрасного лирика Владимира Соколова. Могу вспомнить обоюдную симпатию этих двух поэтов. Причём надо учесть, что Владимир Николаевич человеком был проницательным и часто жёстким и просто обаять его было невозможно, если он сам не разрешал эту обоюдную человеческую приязнь.
В трудные для страны, а для поэтов – вдвойне, 90-е годы ХХ века Юра помог издать Соколову книгу стихов.
По сценарию Полякова был отснят телевизионный документальный фильм, посвящённый семье поэта, «Мастер и Марианна».
Дружба эта не прервалась после смерти поэта.
По просьбе Марианны Евгеньевны Поляков «пробивал» установку мемориальной доски, посвящённой памяти Владимира Соколова, и это он издал практически полное собрание сочинений Соколова в одном томе.
А я иногда думаю: ну ладно, в советской стране всё приходилось «пробивать», но почему на то, чтобы что-то «пробить» в нашей нынешней антисоветской стране, надо ещё больше усилий и часто напрасных неоправданных хлопот?
Говоря о Владимире Соколове, хочу вспомнить, что это он рекомендовал молодого поэта в Союз писателей СССР. Владимир Николаевич хорошо относился к талантливым людям, был он человеком душевным, сокровенным – в прекрасном платоновском смысле.
Вторую рекомендацию написал Юрию Полякову поэт-фронтовик Константин Ваншенкин. Был он полной противоположностью Владимира Соколова. Я его помню как человека эгоистичного и даже временами капризного. Как мне кажется, Ваншенкина несколько испортила ранняя слава. Но слава-то была на самом деле, и слава настоящая. По отношению к нему Юра в течение десятилетий вёл себя безукоризненно, как и по отношению к Соколову. Помогал старшему коллеге в трудные минуты, издал несколько его книг, подписал в печать за несколько дней до смерти поэта последнюю газетную полосу со стихами Константина Яковлевича – одного из последних мэтров советской эпохи.