Моя жена – ведьма
Шрифт:
В общем, кончилось тем, что более благоразумные солдаты увели своего командира, успокаивающе похлопывая по спине. Я имел возможность еще раз убедиться в превосходстве духовной власти над светской. Правда, зачем мне это? Священники вернулись к нормальному течению процедуры, и, хотя народ вокруг по-прежнему недоуменно перешептывался, было ясно — казнь не остановится ни по каким причинам. О смерти я не думал. Не потому, что не боялся, просто меня все время отвлекали. То Иван, то ангел с чертом, то спор вокруг каких-то парусов и постоянное ощущение чьего-то пристального взгляда… Кто-то из толпы ни на минуту не сводил с меня глаз. Глава Совета отец Иосиф начал громко декламировать речь, видимо
Когда голос вернулся ко мне, священник уже начал тихую молитву за упокой наших грешных душ. Мой вопль разнесся над притихшими людьми, как треск разорванного полотна:
— Наташа-а-а!
Все уставились на меня. Она вздрогнула и подняла ресницы.
— Наташа, это же я! Я здесь, я нашел тебя, я пришел за тобой, любимая…
Теперь все повернулись в ее сторону. Оборотень что-то прорычал и, схватив мою жену за рукав, попытался затеряться в толпе. Наташа не двинулась с места, глядя на меня широко распахнутыми глазами, словно пытаясь вспомнить — кто я, где она меня видела… Сыч плюнул и, бросив ее, начал грубо проталкиваться к воротам. Вокруг Наташи образовалась пустота.
— Сережа?.. — неуверенно спросила она.
— Да! — заорал я, дергаясь у столба и срывая цепями кожу на запястьях.
— Сережка! Мой Сережка… родной! — Она протянула ко мне руки, но ее слова потонули в сумасшедшем вое толпы:
— Ведьма-а-а!
С монастырских стен взлетели перепуганные голуби. На какое-то время я, наверное, окаменел… Все происходило слишком быстро и непонятно. Мысли проносились в голове с невероятной скоростью, но были необыкновенно короткими и четкими. Я с пристальной ясностью понимал, что, кроме меня, никто не знал, что моя жена — ведьма. Одетая в соответствующее эпохе платье, Наташа ничем не выделялась из числа прочих женщин. Тем не менее народ единодушно и проницательно угадал ее принадлежность к ведьмовству. Как так? Почему вдруг?
— Это тот гад с волчьим взглядом кукарекнул, а остальные в голос подхватили! — участливо объяснил голос слева. — Заложил, можно сказать, с потрохами. Полнейшая хана твоей супружнице… Слушай, вам ведь все равно помирать, хочешь, я этому пожилому сутенеру всю жизнь испоганю? Он от твоего пепла до гроба не прочихается!
— Мстить врагам? Да еще в то время, когда вот-вот придется предстать перед престолом Господа?! — ужаснулся голос справа.
Я их не слушал — Наташа бросилась ко мне, расталкивая стражников. Пока священники соображали, как им себя вести в свете сложившейся обстановки, она уже прижалась к моей груди, дрожа, словно потерянный ребенок. Мы смотрели в глаза друг другу, не в силах произнести ни слова от переполняющих нас чувств. Девочка моя, как же долго тебя не было… Я вновь окунулся в горячий омут ее бездонных глаз. Вокруг шумели люди, звенело оружие, священники взывали к небесам, военные отдавали приказы, — казалось, все это происходит где-то далеко, на киноэкране, а мы, сумасшедшие влюбленные, озвучиваем весь фильм поцелуями. Наташа осторожно гладила меня кончиками пальцев по лицу, словно боясь, что я исчезну.
— Огня! Огня сюда… Сжечь их всех!
Краем глаза я увидел за ее спиной поднимающих алебарды стражников.
— Наташа! Осторожно, сзади…
Она повернулась к ним так резко, что ее волосы хлестнули меня по лицу. Наташа топнула и взмахнула руками — стражники посыпались с помоста, как кегли! Я не расслышал, какими словами она этого добилась, но моя жена — ведьма, и она находилась в мире, где магия имела настоящую силу. Какой-то особо ретивый офицер решил погеройствовать в одиночку. Он даже ухитрился запрыгнуть на помост и замахнуться мечом, но Наташа увернулась от удара. Сталь со свистом ударила в столб, плотно застряв в двух-трех сантиметрах от моего уха.
— Куда бьешь, козел безрогий?! — пискляво взвыл маленький Фармазон, перепуганно высовываясь из-под лезвия. — Я же тебя в ефрейторах до пенсии ходить заставлю… Век воли не видать!
В ту же минуту Наташа глянула в глаза офицеру, он зажмурился, закрыл лицо руками и упал, вереща как сумасшедший:
— Ничего не вижу! Не вижу! Она ослепила меня… Я не вижу ничего… Ведьма проклятая!
— Кто это? — заинтересовался Иван, выйдя наконец из своего молчаливого ступора.
— Наташа, — охотно ответил я. — Моя жена, я вас попозже познакомлю. Сейчас она немного занята…
— Так ты бы помог ей, а?
— С радостью, самому без дела как-то неудобно, стою и стою…
— Ну, так слово скажи!
Я сдержанно зарычал в крайней степени бессильного раздражения.
— Сереженька, не гневите Бога! Очень вас прошу, пожалуйста, никаких заклинаний! — пользуясь моментом, вставил Анцифер. К помосту выскочили арбалетчики, заскрипели рычаги, натягивая тетиву маленьких железных луков.
— Не сметь! — заорал я так громко, что горло едва выдержало, на какое-то мгновение все стушевались. — Довольно глупостей, сию же минуту отпустите нас, или я за себя не отвечаю!
— Ты бессилен, колдун, ибо мы будем молиться, — неуверенно ответил кто-то из священников.
— Ах, так… — Страшный треск ломающихся ворот заставил всех вздрогнуть. Наташа обернулась ко мне с удивленными глазами, ангел и бес зависли перед самым носом, возмущенно размахивая крылышками.
— Это не я…
От второго удара ворота слетели с петель, и в образовавшемся проеме показалась окованная щитами крутая грудь славянской ладьи.
— Так, значит, это не ты? — не сговариваясь, в один голос произнесли Наташа, Иван, Анцифер и Фармазон.
Когда к помосту быстро ринулись рослые крепыши в кольчугах с топорами и широкими мечами, оцепенение площади мгновенно переросло в панику. Монастырская охрана, не дрогнув, пыталась организовать оборону, но народ, разметав их, бросился в разные стороны. Мужчины хватали на руки детей, женщины вопили как резаные, монахи падали на колени, вздымая руки к небесам, хотя нападающие вели себя очень корректно. Они одним штурмовым ударом смели стражу у эшафота и быстро взяли его в кольцо, прикрывая друг друга круглыми щитами. Как-то не очень вяжется с поведением грабителей и пиратов, но русичи действительно больше никого не трогали.
— Степан! Федор! Здесь я! — радостно закричал Иван-царевич, и двое широкоплечих молодцов, разбрасывая вязанки хвороста, взялись за наши цепи… Я наконец смог обнять свою пропавшую жену.
— Братцы! — Мой товарищ был крепко помят объятиями родственников. — Вовек не забуду! Не бросили, не выдали, не дали сгинуть смертью страшною. До гроба буду Бога молить…
— Хватит уж, — ласково ответил старший, кажется Степан. — За тобой, дураком, ладьи повернули. Ох, Ванька, ты ведь не отрок уже, а разума нет как нет… Чего тебе со своим уставом в чужом монастыре понадобилось?