Моя жизнь среди евреев. Записки бывшего подпольщика
Шрифт:
Третий съезд прошел в Одессе, весной 1993-го. Обстановка в России была нервная. Отношения парламента с президентом до танковой и снайперской перестрелки еще не дошли, но напряжение в стране и по ее окрестностям чувствовалось большое. Там, в Одессе, все и накрылось. Тем, чем обычно накрываются общественные организации. Море, солнце. Привоз. Синенькие, похожие на торпеды. Перченая тонко нашинкованная корейская морковка – тогда еще она была в новинку. Лук размером с московскую болонку. Но все за свежевведенные в бывшей братской Украине гривни. По принципу: одна гривня – десять карбованцев. Один доллар – десять гривен. Как процедил москалям и к
Съезд начался со скандала. Шел нервно. И понятно, чем закончился. Поскольку делегация созданного к тому времени Ваада России задала коллегам из Латвии и Украины все вопросы, которые у нее накопились. Естественно, не получив на них ответов. За исключением нервных улыбок и блудливо отводимых в сторону глаз. Впрочем, ответы были не нужны. С набором документов, который имелся на руках у российской делегации, можно было смело идти в прокуратуру. Только идти было некуда. Не существовало ни той страны, ни той прокуратуры. Гикнулись. Доказав торжество принципа «кому я должен, всем прощаю». После чего пытаться делать вид, что руководство Ваада на ломаный грош доверяет друг другу, было совершенно бесполезно. И пребывание в рядах общей структуры уважаемых еврейских лидеров потеряло всякий смысл.
Не то чтобы во всем этом было что-то особенно новое. Кругом палили друг в друга братки. Предавали однопартийцев и заказывали деловых партнеров. Страна разваливалась на глазах. При небывалом расцвете криминала и преобладании его не только в муниципальной, но и в республиканской власти. Националисты и фашисты всех мастей радостно маршировали по улицам. Изредка встречаясь на границах, где немедленно вспыхивали очаги гражданской войны. Мудрая национальная политика Сталина оправдала себя: все сцепились со всеми. С той поправкой, что отец народов был мертв давным-давно и никакого профита ни для себя, ни для страны извлечь из этого безобразия уже не мог. И никто не мог.
Воровство шло повальное. Миллиарды превращались в десятки миллиардов. Приватизация только начиналась. Чиновники не могли понять, что ждет их завтра. То ли возвращение компартии и репрессии. То ли продолжение распада и погромы. И на этом фоне евреи пытались сохранить – не страну, но хотя бы собственное единство… Разумеется, безо всякой надежды на успех. Те, кто говорил об этом, апеллировали к логике. Национальным интересам. Единству целей и задач. Прошлому. Наконец, к совести. Имея дело с людьми практичными. И хорошо знающими, с какой стороны их личная ложка намазана маслом.
О чем было говорить с Зиссельсом? Логичным, как приставленный ко лбу наган. Выстраивавшим стройные комбинации, каждая из которых оставляла его немного более свободным от внешнего контроля. И захватившим под собственный контроль чуть больше пространства. Чужого или общего – не столь важно. Говорившим тихим спокойным голосом. Не обижавшего тех, кто был с ним рядом. Хорошего организатора. Который, если бы он жил в России, легко вышел в олигархи.
При том, что и на Украине он не бедствовал. Даже после провала аферы с еврейскими деньгами. Которая нанесла его репутации не такой урон, чтобы еврейские организации из-за рубежа отказались с ним сотрудничать. Поскольку его еврейская структура была вполне эффективна. Что всех их полностью устраивало. И, отметим, себя оправдало. Несмотря на решающую роль, которую он сыграл в распаде
Отметим, справедливости ради, что в одиночку он бы развалить организацию не смог. Но, как всегда в таких ситуациях, нашлось кому помочь. Кто-то попробовал заранее оценить, кто сильнее. И присоединился к будущему победителю. Как Семен Вайсман из Тирасполя. После чего очень обижался, что с ним перестали здороваться. У кого-то были собственные интересы. В том числе у помянутой Любы Бакшт и не упомянутого Гриши Крупникова – еще одного «латыша». Который, собственно, деньги Ваада, выделенные на оргтехнику, и освоил. И не собирался за это отвечать. Или, тем более, что-то возвращать.
В итоге была организация и сплыла. После чего еврейские интересы автора сконцентрировались на Вааде России. Хотя впоследствии ему многие из республиканских лидеров, горячо поддержавших идею независимости, плакались в жилетку. И просили о поддержке. Иногда моральной. Но в основном деньгами. Что парадоксальным образом напоминало СНГ. Евразэс. ШОС. ЕЭП. А также союзное государство России и Белоруссии. Правда, до какой степени еврейские кундштюки будут похожи на большую политику, тогда и в страшном сне никто не мог подумать.
Хватит шнорничать и Добрый день
Фразу «хватит шнорничать» в свое время произнес многократно упомянутый в настоящей книге Членов. Будучи уже президентом Ваада. Точнее – сопрезидентом. И означала она: прекратите просить. Нищенствовать. И, как выражается современное российское начальство, шакалить у порога. Не надо приплясывать в ожидании не то подачки, не то взятия живьем на небо. Позоря нацию и страну. Чем без большого стеснения и занималась наименее закомплексованная часть еврейской общины. Чемпионом по этой части был человек с символическим именем Йом-Тов Шам-лов. Каковое имя означало «Добрый день».
Ну, встречаются у евреев и не такие имена. Особенно в традиционных семьях. Был он субтильный и внешне безобидный еврей. И ненавидели его все без исключения раввины московской Хоральной синагоги. Искренне. Дружно. Светлой, чистой ненавистью. Вне зависимости от их отношений между собой, далеких от идеала смиренного служения Г-ду и пастве.
Причем без малейших шансов на то, чтобы от него избавиться. Не насовсем, но хотя бы сколь-нибудь надолго. Поскольку больше, чем он, их никто не доставал. Советская власть, антисемиты и КГБ им могли создать проблемы. Но что это были за проблемы?! Во всяком случае, по сравнению с теми, которые каждый Б-жий день создавал Йом-Тов.
Хоральная синагога была его полем охоты. Его Шервудским лесом. Там он, как благородный разбойник Робин Гуд, охотился на спонсоров. И отдавал их деньги бедным. Точнее, наиболее достойному из них. Которым был он сам. Причина сбора могла быть какой угодно. И могла не существовать вообще.
Не существовала она и во время памятного визита в синагогу в конце 80-х Эдгара Бронфмана во главе делегации Всемирного еврейского конгресса. Йом-Тов умудрился появиться перед ним раз десять за время короткой экскурсии по историческому зданию. С лицом измученным, скорбным и молящим. В позе, которая не оставляла никаких сомнений: этому человеку надо дать денег. Немного. Но ему очень надо.