Моя жизнь в футболе
Шрифт:
Больше года проработал я вторым тренером в команде, которой было суждено выиграть Олимпийские игры в Мельбурне. Правда, в Австралию со сборной я не поехал — тому была причина, о которой сейчас расскажу. Не мне судить, каков мой вклад в победу советской команды на Олимпиаде, но полтора года кропотливой работы все же что-то значат и для меня самого, они принесли немалое творческое удовлетворение.
В конце сезона 1955 года мне вдруг предложили принять в качестве старшего тренера команду московского «Торпедо». Чрезвычайно заманчивое предложение: первая самостоятельная работа, возможность на деле проверить свои принципы, идеи и попытаться воплотить в жизнь концепцию создания сбалансированного, остро атакующего и цепко обороняющегося коллектива. Я смолоду впитывал все то, что давали нам ведущие
Я подумал, что сборная, набравшая темп, уверенную игру, способна добиться многого в опытных и искусных руках Качалина. Следовательно, мой уход из нее не будет дезертирством. И я дал согласие принять «Торпедо». Качалин не был обижен моим решением; вообще, все причастные к работе сборной меня правильно поняли.
Между прочим, в материальном отношении я заметно проигрывал: в сборной мой оклад был 3 тысячи рублей в месяц (значит, 300 — напоминаю, дело было до денежной реформы), в в автозаводской команде 2 тысячи рублей. Однако самостоятельность, возможность творить, экспериментировать, реализовать собственную концепцию перевешивали любые «но».
«ТОРПЕДО», 1956
Известно, что в сезоне 1954 года «Торпедо» боролось за право остаться в высшей лиге. В следующем сезоне с появлением нового тренера команда улучшила свое турнирное положение, завершив чемпионат на четвертом месте. Сказалось естественное стремление футболистов утвердиться в глазах и мнении нового наставника, «показаться» ему. И вообще, кадровые перемены нередко вносят оживление, хотя бы временное, в жизнь футбольного коллектива. Четвертое — вполне благополучное место. Но специалистам было ясно, что в команде есть своеобразный тормоз: сходящие со сцены исполнители, которые уже были бесперспективны, «дорабатывали» последние месяцы в активном футболе, частенько нарушая при этом режим. Пользуясь своей репутацией старожилов команды, они старались максимально растянуть прощание с активным футболом и тем самым объективно наносили вред коллективу. При этом произносились красноречивые тирады о сохранении традиций, о верности флагу спортивного общества, о любви к автозаводскому футболу… Мне стало ясно, что постаревший организм требовал свежей крови. Коренной и, пожалуй, самый «торпедовский» торпедовец Валентин Иванов в книге «Центральный круг» сказал об этом периоде в жизни клуба со свойственной ему откровенностью и категоричностью: «Команду надо было спасать».
Едва тот или иной тренер начинает заменять молодыми, подающими надежды ребятами утративших физические кондиции игроков, в определенных внутрикомандных и околокомандных кругах включается сирена тревоги: «Он безжалостен, бессердечен. Люди отдали столько лет и сил, а он их за дверь! Волюнтаризм, жестокость, авторитарные методы руководства, ничего святого!..» Но давайте все же хоть немного подумаем о том, ради кого работаем: о зрителе. Зритель слышит объявленную диктором по стадиону знакомую, давно милую сердцу болельщика фамилию и думает; «Это мастер. Дело знает. С его-то опытом…»
Зрителю обычно неизвестно, что мастер во многом утратил силу, гибкость, скорость, реакцию, что на тренировках он не особенно утруждает себя упражнениями, что нарушение режима и дисциплины стало для него образом жизни. Да, мастер немало потрудился в свое время; да, у него были две операции, в ЦИТО ему вылечили перелом. Но теперь травмы все чаще и больше дают о себе знать, мастеру далеко за тридцать. Посмотрев, как вяло передвигается по полю мастер, как проигрывает единоборства, зритель разводит руками и спрашивает: «А где же тот молоденький новичок, который выпускался недавно на замену? Он ведь хорошо играет. Отлично владеет мячом, очень быстро бежит. И по амплуа — как раз на место мастера…»
Выше я уже называл имена способных молодых футболистов. Сашу Медакина присмотрел в спартаковской школе. В то время, когда в «Спартаке» сверкали звезды первой величины Татушин, Исаев, Симонян, Сальников, Ильин, Нетто, Огоньков, Тищенко, Масленкин, юному Медакину вряд ли нашлось бы место в основном составе. А в «Торпедо» вскоре нашлось. Впоследствии этот мой «ставленник» вырос в капитана «Торпедо», подлинного лидера команды.
Леонида Островского впервые увидел в рижской «Даугаве» (как спустя двадцать лет увидел там же Сергея Шавло). В футбольной школе молодежи мне приглянулся Николай Маношин, оттуда же взял я в команду Александра Савушкина. Валерия Воронина предложил посмотреть на поле его отец, мой однополчанин. Добавим к этим юношам Володю Пурцхванидзе (со временем, кстати, он стал инженером на одном из крупнейших предприятий Днепропетровска). Боевая подобралась молодежь.
Правда, всех их нужно было учить, какое-то время «обыгрывать» в дублирующем составе. И готовить для них постоянные места в основном, а следовательно, освобождать некоторых торпедовских ветеранов, чья игра заметно потускнела: Анисимова, Тарасова, может быть, даже Марьенко.
Первый круг чемпионата СССР 1956 года мои юные торпедовцы прошли просто здорово. Выиграли у будущего чемпиона страны — московского «Спартака», у «Шахтера», «Зенита», сыграли вничью с киевскими динамовцами и ЦДСА, одолели московское «Динамо». Случись такое в конце восьмидесятых годов, мы получили бы приз «Первая высота», который вручается за первое место по итогам первого круга.
Как именно мы играли? Приведу в пример два матча — с московским «Динамо» и ЦДСА.
На установке, которую я проводил перед матчем с динамовцами, в центр нашего нападения был назначен Иван Моргунов. Перед ним была поставлена задача: перемещаться и уводить за собой центрального защитника динамовцев Константина Крижевского, который, как я мог предположить, станет опекать Моргунова персонально и вплотную. Значит, уводить в сторону, передвигаясь параллельно линии штрафной площади в непосредственной близости к ней. А в освобождающуюся таким образом зону центрального защитника динамовцев в нужный момент должны были врываться либо Иванов (если Моргунов уводит Крижевского влево), либо Стрельцов (если Крижевский выманен направо). Наш замысел удался: Крижевский неотступно преследовал Моргунова даже без мяча, тандем Иванов — Стрельцов выполнил свою задачу «засады», и торпедовцы выиграли.
Следующая встреча — с ЦДСА. Там в центре обороны играл Анатолий Башашкин, который, как правило, сочетал персональную опеку с игрой в зоне. Вряд ли, думал я, Башашкин оставит свою зону без присмотра ради «держания» Моргунова, тут нужен более опасный форвард. Поставлю-ка я в центр атаки Эдика Стрельцова! От него Башашкин далеко отрываться не станет, значит, будет уходить со своего центрального поста, а туда сможет «наведываться» Валентин Иванов…
Так мы и сделали. Башашкин действительно не отходил от Стрельцова, который исправно заманивал его то в одну, то в другую сторону от центра обороны ЦДСА. И на освободившееся пространство сразу же вырывался Иванов. У него было минимум два стопроцентных голевых момента; Валентину не повезло, а то бы счет был 2:0. Наверно, сегодняшние питомцы Валентина Козьмича удивятся, если узнают, что их закаленный в спортивных боях наставник плакал после матча в раздевалке — от обиды на собственные промахи, но был такой факт в биографии нашего славного нападающего. А шел ему тогда двадцать второй год…
После матча с ЦДСА ко мне подошел старший тренер армейцев, давний соперник на футбольном поле Григорий Пинаичев. «Слушай, Константин, объясни, почему ты поставил против Башашкина не Моргунова, как в прошлый раз, а Стрельцова?»— «Григорий Маркович, — ответил я, — какое задание ты дал бы Башашкину, если бы в центре нашей атаки увидел Моргунова?» — «Велел бы стеречь центральную зону, чтобы в нее не просачивались ни Иванов, ни Стрельцов». —«А когда увидел в центре нападения Стрельцова, что поручил бы?» — «Держать его вплотную». — «Ну вот ты сам и ответил на свой вопрос…»