Моя жизнь. Южный полюс
Шрифт:
Утром мы призадумались: может быть, лучше уж сразу запрягать в сани по две упряжки и одолеть подъем в два этапа? Простирающийся впереди ледник выглядел достаточно крутым. На коротком отрезке – перепад в 650 метров. С другой стороны, хотелось сперва попробовать, как пойдет дело с одной упряжкой. Собаки уже показали, на что способны; может быть, и теперь справятся? И мы двинулись вперед, сразу же на подъем. Хорошая разминочка после выпитого литра шоколада. Не скажу, чтобы мы двигались быстро, но и на месте не стояли. Часто казалось, что сейчас караван станет, но окрик каюра и щелчок кнута делали свое дело. Довольные таким началом, мы устроили заслуженный отдых собакам, когда выбрались наверх. За узкой щелью перевала нам открылась величественная панорама. Мы очутились на небольшом плоском уступе, а в нескольких метрах от нас начинался крутой спуск в долину. Кругом, вдоль всего горизонта выстроились вершины.
Проникнув за кулисы, мы могли лучше ориентироваться. Отсюда была видна южная сторона могучей горы Нансена. А вот и Дон Педро Кристоферсен стоит во весь рост. Между ними в несколько уступов поднимался ледник. Он казался сильно разрушенным, но среди многочисленных трещин прослеживался все-таки сплошной путь. Видно, что по леднику можно пройти далеко – но не до конца. Участок между первым и вторым уступами явно непроходим. А вот вдоль склона горы идет сплошная кромка… Похоже, Дон Педро Кристоферсен нас выручит! По северному краю ледника, вдоль горы Нансена, – сплошной хаос, пройти невозможно. Мы соорудили высоченную пирамидку и от нее взяли азимуты по всем направлениям. Я прошел обратно к перевалу взглянуть на барьер в последний раз. Отчетливо было видно новую горную цепь. Начинаясь на востоке, она поворачивала на восток-северо-восток, затем терялась на северо-востоке, где-то около 84° южной широты. Судя по цвету неба хребет продолжался еще дальше. Высота уступа за перевалом составляла по анероиду 1200 метров над уровнем моря.
Спуститься можно было только одним путем. С нагруженными санями на таком спуске нужно соблюдать величайшую осторожность, чтобы не набрать такой скорости, когда с ними уже не совладать. Иначе рискуешь не только искалечить своих собак, но и врезаться в сани едущего впереди. Для нас это было тем важнее, что сани шли с одометрами. Вот почему мы на спуске пользовались веревочными тормозами, наматывая на полозья несколько витков тонкой веревки. Естественно, чем больше витков, тем сильнее тормоз. Задача заключалась в том, чтобы верно рассчитать число витков и силу торможения. Это удавалось нам не всегда, а потому на спуске не обходилось без столкновений.
Один из каюров явно считал, что нечего ломать себе голову над тормозом. Сорвется с места и снесет едущего впереди. Мало-помалу мы освоились, но несколько раз попадали в тяжелый переплет. По первому склону мы спустились на 250 метров. Дальше, перед новым подъемом, надо было пересечь широкую ложбину. Она далась нам нелегко, снег между горами был рыхлый, тяжелый для собак. Затем последовал подъем по очень крутым ледникам. Последний из них оказался вообще самым крутым участком на всем нашем маршруте. Непростая задача даже для двойной упряжки. Понимая, что Бьоланд куда лучше меня проведет собак по этим кручам, я охотно пустил его вперед.
Как ни крут был первый ледничок, второй оказался еще похлеще. Смотреть, как Бьоланд форсирует его на лыжах, было сплошным удовольствием. Сразу видно, что ему не впервой ходить по горам. Не менее интересно было наблюдать за собаками и каюрами. Хансен в одиночку проводил одни сани, Вистинг и Хассель – вторые. Рывок за рывком, шаг за шагом мы добрались до верха. Второй заход, по готовому следу, дался нам куда легче. Мы оказались на высоте 1350 метров, иначе говоря, поднялись сразу на 400 метров. Дальше опять шел ровный участок. Дав собакам отдохнуть, мы продолжали движение. Отсюда был лучше виден дальнейший путь. До сих пор ближние горы заслоняли его.
Теперь же открылся большой ледник, который, как мы смогли убедиться, простирался от самого барьера вверх между горами, выстроившимися с востока на запад. Стало очевидно, что дорога на плато лежит через этот большой ледник. Нас отделял от него еще один спуск. Сверху мы различили на спуске края зияющих провалов и решили, что не мешает разведать местность. Правильно решили: путь проходил через сильно разрушенный боковой ледник с множеством зловещих широких трещин. Тем не менее, соблюдая осторожность и притормаживая, мы в конце концов спустились на могучий главный ледник – ледник Акселя Хейберга.
Мы задумали дойти туда, где ледник крутыми уступами уходил вверх между горами. Но задача оказалась потруднее, чем нам представлялось. Во-первых, расстояние в три раза больше того, что мы думали; во-вторых, снег такой глубокий и рыхлый, что утомленные собаки с великим трудом пробивались вперед. Курс был взят на сплошную белую полосу, которая вела между трещинами к первому уступу. Со всех сторон к подножью гор сходились малые ледники, сливаясь в один большой. В этот вечер мы дошли до одного из таких рукавов, как раз под горой Дона Педро Кристоферсена. Склон над лагерем представлял собой хаотическое нагромождение огромных ледяных глыб. Ледник, на котором мы поставили палатку, был изборожден трещинами, но трещины и здесь тоже были старые, почти совсем занесенные снегом. Снег на льду был такой рыхлый, что нам пришлось его утаптывать, прежде чем ставить палатку. Палаточный шест легко пронизывал его. Мы надеялись, что выше снег будет поплотнее.
Вечером Хансен и Бьоланд отправились на разведку. Она подтвердила наши впечатления. Путь до первого уступа легко проходим. А что будет между первым и вторым уступом, пока оставалось неизвестным.
На следующий день нам пришлось основательно поработать. Рукав, который вел к первому уступу, был не такой уж длинный, зато очень крутой и изрезанный широкими трещинами. Мы двигались поэтапно, по двое саней за раз. К счастью, снег был лучше вчерашнего, поверхность ледника служила для собак надежной опорой. Бьоланд шел направляющим, и ему приходилось нажимать, чтобы полные энергии собаки не наступали ему на пятки. Не верилось, что мы находимся между 85° и 86°, до того нам было жарко. Мы были легко одеты, однако потели так, будто состязались в беге в тропиках. Хотя мы быстро набирали высоту, перемена атмосферного давления пока не влекла за собой неприятных явлений в виде одышки, головной боли и т. п. Ничего, в свое время все еще будет. Мы хорошо помнили, как Шеклтон описывал свое странствие через плато, когда сильнейшие головные боли были в порядке вещей.
Сравнительно скоро мы достигли уступа, который приметили еще издалека. Он был не совсем плоский, а постепенно повышался. С того места, куда накануне вечером доходили Хансен и Бьоланд, открывался хороший обзор на продолжение ледника. И видно, что дальше по нему не пройдешь. Участок меж двух могучих гор представлял собой трещину на трещине, притом такие огромные и зловещие, что казалось – конец нашему продвижению по этому маршруту. Свернуть к горе Фритьофа Нансена? Исключено. Гора отвесно вздымалась в воздух, чернея голыми стенками, и вместе с ледником представляла такую дикую и грозную картину, что мы сразу оставили всякую мысль пересечь ледник этим курсом. Только под горой Дона Педро Кристоферсена намечалась какая-то возможность.
Кромка ледника здесь, насколько мы могли судить, позволяла продолжать движение. Ледник плотно смыкался со снежным склоном и круто вздымался вверх к кое-где обнаженной вершине. Впрочем, мы видели не так уж далеко. Фасад горы пропадал за идущим с востока на запад высоким гребнем со зловещими пропастями. С нашего места было похоже, что, продвигаясь под гребнем и между пропастями, можно обойти сверху область трещин на леднике. Как будто, должно получиться. Но окончательно мы убедимся в этом только поднявшись наверх.