Моя жизнь
Шрифт:
Когда я в первый раз ехала в Америку, меня не оставляла мысль, что Петеру, как ни странно, очень по душе мои разъезды. Он был необычайно великодушен в этом вопросе. Скажи он: «Я не хочу, чтобы ты уезжала», и я бы, конечно, никуда не отправилась, ведь в те дни я ничего не решала без его участия. У меня вообще не было своего мнения. Скажи он тогда: «Оставайся здесь, если разразится война, ты сможешь быть сиделкой, кем-то еще, в ком будет нужда», и я бы осталась. Он мог сказать и другое: «Мы женаты, нам нужно быть вместе, неужели ты действительно хочешь уехать в Голливуд?» Я бы никуда шагу не ступила. Но он сказал совершенно обратное. Он хотел, чтобы я поехала в Голливуд сниматься в «Интермеццо». Да, он вполне управится
Трудно воссоздать ту цепь событий, которые привели Ингрид впервые в Голливуд. Конечно, многие приложили к этому руку. И теперь уже неважно, сколько закулисных интриг затеял Хелмер Енвал. Несомненно, что основным трамплином к успеху стал для Ингрид фильм «Интермеццо».
«Интермеццо» был ее шестым шведским фильмом. Идея его постановки принадлежала Густаву Муландеру, бывшему соавтором сценария и режиссером. Фильм сняли в 1936 году. Именно этот фильм со временем превратил Ингрид из густой актрисы во всемирно известную кинозвезду. Она играла прелестную, одинокую, очень талантливую пианистку— учительницу музыки, которая влюбляется в знаменитого и счастливо женатого скрипача (Гёсту Экмана).
«Дорогая, милая «Книга». Сегодня 19 июня 1936 года. Мое восхищение Гёстой беспредельно. Густав временами его не выносит, и я могу понять это, но для меня он все еще высок как бог. «Интермеццо» уже закончено. Гёста говорит, что я настоящая звезда, а Густав уверяет, что я дарю ему счастье. Он послал мне цветы и записку, в которой сказано: «Ты возвышаешь, освежаешь и украшаешь мой фильм». Я получила огромный букет. Сорок гвоздик. Я сосчитала. Все говорят, что я все делала прекрасно. В последний вечер, после съемки, Гёста сказал, что будет очень скучать по мне. Он сказал, что счастлив, что мы не надоели друг другу, по крайней мере я ему. Мы попрощались. Я поцеловала его и обняла. Я так подробно все описываю, потому что до сих пор полна им. Я запомню все, что он говорил мне. Я не хочу ни с кем работать, кроме него. Я знаю, что он женат, что он на двадцать лет старше меня. Знаю, что у него сын — мой ровесник, что он тоже родился в августе. Как-то я подумала: вот было бы прекрасно выйти замуж за его сына.
Я послала ему обезьянку — конечно, не настоящую, просто сувенир. Если бы он знал, как я люблю его. Надеюсь, что обезьянка скажет это за меня. Господи, милый, благодарю тебя за то, что ты дал мне возможность узнать этого замечательного человека».
Фильм рассказывает о том, как постепенно между героями возникает роман — страстный, но безнадежный. После мучительных переживаний героев он кончается тем, что скрипач — Гёста возвращается к своей жене и детям. Под мягкие звуки скрипки и величественные аккорды фортепиано любовники твердо переносят испытание и с оптимизмом смотрят в будущее.
Этот извечный треугольник нашел отклик у миллионов зрителей, каждый из которых то ли так же страдал, то ли жаждал этого.
Спустя много лет, в интервью, Густав Муландер согласился, что ему, конечно, было бы легко сказать, что именно он открыл Ингрид Бергман. Он действительно был первым, кто делал ее кинопробы. Да, он сделал все, чтобы она осталась в кино. Да, идея, сценарий и режиссура «Интермеццо» принадлежат ему.
«Она двигалась всегда с непередаваемой грацией и самообладанием. Она всегда превосходно произносила свой текст, а ее удивительная красота поразила меня с первого же взгляда. Ей нравились комплименты, которые она принимала застенчиво. Она никогда не изменяла трем правилам в своей работе; правде, естественности и творческой фантазии. Я делал «Интермеццо» для нее, но я не могу приписать себе успех фильма. Заслуга в этом целиком принадлежит Ингрид.
Истина заключается в том, что ее никто не открывал, никто не подталкивал. Она сама себя открыла».
«Дорогая «Книга». 12 января 1938 года Гёста Экман умер. Неужели я больше никогда не увижу и не услышу его? Человек, который так много значил для меня в моей работе, мой любимый Гёста... Он был болен с Нового года. Каждый день я читала газетные отчеты и надеялась и молилась, чтобы он выздоровел. Теперь он ушел. Сразу все опустело. Будто ушла моя любимая Талия. У меня нет слов, чтобы выразить мою печаль. Боже милостивый, пусть будет земля ему пухом и помоги нам, бедным, жить без него».
Глава 4
Когда шведская версия «Интермеццо», снабженная субтитрами, прибыла в Нью-Йорк и Голливуд, лос-анджелесская газета «Дейли ньюс» смело заявила, что это не только лучший фильм, привезенный из Швеции в США. Он, пожалуй, не хуже, если не лучше, тех лент, что выпускает на кинорынок Голливуд. «Мисс Бергман не только красива — в Голливуде достоинство достаточно распространенное, — она наделена силой огромного эмоционального воздействия, что встречается чрезвычайно редко. Это сочетание дает возможность сделать из нее великую актрису, даже звезду. Голливудским продюсерам нужно подумать, как переманить ее в Америку, хотя бы для того, чтобы держать ее подальше от шведского кино, которое становится все лучше и лучше».
Сейчас трудно установить, читал ли эту статью Дэвид Селзник. Однако приблизительно в то же время он дал указание Кэтрин Браун — сотруднице, в обязанности которой входил поиск новых звезд и одновременно управление его офисом в Нью-Йорке, — начать поиски хороших иностранных фильмов, которые компания «Селзник Интернешнл» могла бы переделать для показа на американском рынке.
Кей Браун работала на Парк-авеню, 230. Среди служащих в этом здании был мальчик-лифтер, родители которого, шведские эмигранты, весь вечер восторженно обсуждали фильм «Интермеццо» с новой молодой актрисой Ингрид Бергман. Зная профессиональный интерес мисс Браун к этому вопросу, он подробнейшим образом пересказал родительский разговор, когда утром Кей вошла в лифт. Та весьма заинтересовалась его информацией, посмотрела фильм и сразу же написала Дэвиду Селзнику.
«Я представила Дэвиду «Интермеццо» как сюжетный материал, — рассказывала она. — Не могу сказать, что была от него в восторге. Но вот девушка меня просто свела с ума. Мне казалось, что в ней сосредоточено все, что имеет отношение к прекрасному. Я отослала ролик Дэвиду. В те далекие дни мы были маленькой и дружной организацией, наш телетайп нередко передавал с одного побережья на другое приятельские перебранки. Дэвид говорил своим друзьям в Голливуде: «Вы знаете эту ненормальную даму, которую я держу в Нью-Йорке? Я послал ее туда, чтобы она искала подходящие сюжеты в иностранных фильмах, а она сошла с ума от какой-то девчонки-актрисы и проворонила один из лучших киносюжетов в мире».
Я никогда не считала, что это один из лучших киносюжетов в мире, но меня послали в Лондон, чтобы приобрести в тамошнем агентстве права на экранизацию, но не на Ингрид. Я купила права без особых хлопот, и поскольку со мной находился Джек Уитни — председатель совета «Селзник Интернешнл», — который тоже видел «Интермеццо» и который, естественно, тоже был влюблен в Ингрид, то мы оба Решили, что надо попытаться связаться с нею. И вот, набрав полные карманы мелочи, мы пытаемся дозвониться из отеля «Кларидж» до Швеции. Наконец нас соединяют с Петером Линдстромом, который очень вежливо говорит: «Мисс Бергман сейчас занята и не может разговаривать с вами», что было вполне резонно, поскольку — мы, правда, в то время не могли знать этого — Ингрид рожала. Джек и я вернулись в Нью-Йорк. Тогда не было таких скоростных рейсов, как нынче. Мы добирались пять дней. Но когда я вошла в свою квартиру, то обнаружила телеграмму от Дэвида: «Возвращайся в Швецию и доставай Ингрид Бергман». Дэвид изменил свое решение.