Моя жизнь
Шрифт:
Наступившая пауза тянулась довольно долго, пока вечно смущавшаяся Ингрид не сделала свой первый шаг на пути отстаивания собственной независимости.
— Не представляю, как вы можете запретить мне, --сказала она хладнокровно. — Нас не связывает контракт. Да, вы приняли меня в Школу, но на уроках свободное посещение. Я ни за что не плачу, и мне ни за что не платят. Если я не захочу вернуться с сентября в Школу, вы не сможете посадить меня за это в тюрьму. Вы хотите решать за меня. Я ухожу.
Густав Муландер, человек менее пылкий, чем его брат, только поднял брови, когда Ингрид рассказала ему, как отреагировал на ее визит директор театра. Но комментировать это событие он не стал.
Однако Улоф заронил в Ингрид серьезные сомнения. Она чувствовала, что он прав, говоря об отсутствии у нее необходимых знаний. Ей на самом деле были необходимы уроки драматического искусства, которые она собиралась оставить. Но Шведская киностудия предлагала 2000 крон в год на оплату частных уроков. Это окончательно убедило ее в правильности выбора.
Итак, я брала уроки танца, пластики, дикции. Занималась со мной замечательная актриса Анна Нори, которой тогда было уже далеко за семьдесят. Особенно запомнился мне один ее совет. «Ингрид, — говорила она, — если ты делаешь на сцене какие-то движения, не мельчи их, не делай маленьких жестов, маленьких поворотов, маленьких шагов. Когда делаешь жест, пусть он будет большой, широкий. Не бойся жестов, широко раскидывай руки, делай это от самых плеч. Большие жесты, всегда большие жесты. Но, естественно, в кино все по-другому».
Да, когда видишь себя на экране, то становишься более придирчивой. Я была высокой и, как большинство высоких девушек, стеснялась своего роста. Экран обнаружил, что я двигалась, будто горбунья. Поэтому я начала делать специальные упражнения, распрямившие меня. Я все время училась — верности интонации, умению дышать, владеть голосом, правильно выделить главное слово или убрать звук. Я никогда не прекращала учиться. Я и сегодня учусь. Я люблю это занятие. Жизнь учит тебя играть, и это продолжается постоянно.
«Дорогая «Книга». Сейчас я прямо-таки впрыгнула во второй фильм, «Прибой».
Мы были на севере, в Седерхамне, на крошечном острове Прястгрунде, где ловят рыбу, где все пропиталось запахом гниющей рыбы, но все это мне очень и очень нравилось. Теперь я вернулась здоровая, сильная, загорелая и поправившаяся на двенадцать фунтов.
Это было замечательно. Я была примадонной на острове, куда можно добраться только за два часа. Впервые у меня спрашивали автограф. Ивар Йохан-сон — самый лучший и самый забавный режиссер в мире. Иногда я была страшной, как ведьма, но Ивар говорит, что для рыбачки так и нужно. Все они хвалят меня, но я стараюсь не задирать нос от этих комплиментов. Я хочу только одного: чтобы все эпизоды получились хорошо На репетициях мне казалось, что все нормально, но репетиции и готовый фильм — это не одно и то же.
Пожалуй, главное, что делало меня счастливой, — это присутствие Стена Линдгрена, актера, игравшего влюбленного в меня священника. Он считает, что наши сцены настолько страстны, что, возможно, цензура их не пропустит».
Фильм «Прибой» был мелодрамой о плотском грехе, страсти и неизбежности возмездия. Местный священник, охваченный вожделением, соблазняет юную рыбачку, которую играет Ингрид. Раздавленный ужасной тяжестью вины, обрушившейся на него, он уходит в штормовое море, где его, как карающий меч возмездия, настигает удар молнии. В шведских фильмах 1933 года лютеранские священники, сбившиеся с пути истинного, неизбежно наказывались уже к концу третьей части. Полуживой, потерявший память герой попадает в отдаленный госпиталь. Бедная, невинная, но никем не понятая Ингрид ждет ребенка, тяжело переживая свой позор. Но она упорно скрывает тайну отцовства. Священник, поправившись, возвращается в деревню. После того как он осознает, что пришлось вывести Ингрид, к нему возвращается память, и его начинают мучить тяжкие угрызения совести. Он раскаивается в своем грехе, обращаясь к жителям деревни с церковной кафедры, и говорит о своем намерении искупить вину. Он станет простым крестьянином, женится на Ингрид, сделав тем самым ее честной женщиной. Это искупление оказывалось не таким уж суровым, поскольку священник становился обладателем хорошенькой рыбачки, которая согревала его в постели, а публика уходила из зала, получив свою долю счастья и легкой зависти.
«Дорогая «Книга», сейчас ноябрь 1934 года. Мы переходим из одного фильма в другой. У меня нет остановок. Роль идет за ролью. Мне это не совсем нравится. Думаю, неплохо было бы сделать небольшую передышку. Но они хотят, чтобы я играла Астрид в фильме «Сведенхьельмы». Я сказала: «Вы требуете невозможного. Вы доите меня, не зная удержу». Но, когда мне сказали, что Гёста Экман собирается играть главную роль, я изменила решение. Играть в одном фильме с Гёстой! Это было бы восхитительно.
Я совершенно извелась от волнения в те несколько дней, что провела в ожидании. Ведь мне предстояло увидеть человека, на которого я смотрела как на божество. Мы встретились, и он мне сразу необычайно понравился. Он актер божьей милостью, и я так преклоняюсь перед ним, что готова подобрать каждую крошку, падающую с его стола.
Он сразу же сказал, что я потрясающе мила, но я уверена, что это он говорит каждой. Ощущение было такое, будто я знала его всю жизнь, будто это мой отец. В этом была какая-то мистика. Он давал мне небольшие советы, и я чувствовала себя на небесах. Нельзя описать мое счастье, когда я услышала: «Вы действительно очень талантливы. Вы мне очень нравитесь. Вы помогаете мне играть, потому что на вашем лице отражается каждое мое слово. Это большая редкость в наши дни».
Когда ему предложили сняться крупным планом одному, без меня, он отказался, сказав: «Я должен смотреть на нее, потому что она меня вдохновляет». Еще он сказал, что если я захочу играть в театре, то должна дать ему знать, поскольку он уверен, что из меня получится великая актриса. Очень может быть, что это он тоже всем говорит, но, дорогая «Книга», я так счастлива. Господи, милый, дай ему память обо мне и расположение на будущее. Я сижу и смотрю, как он играет, и чувствую, как меня заполняет обожание. Интересно, замечает ли он, как преданно, по-собачьи, следят за ним мои глаза. Я поклоняюсь ему больше, чем когда-либо.
19 января 1935 года. «Граф из Мункбро» — моя первая премьера. Сейчас я не в состоянии ясно мыслить, поэтому просто сижу и смотрю в одну точку. Единственное, о чем я молю, — чтобы бог не забыл меня. Я одновременно чувствую себя и уверенной, и совершенно незащищенной. Не убеждена, что так уж нужна вся эта рекламная шумиха. Надеюсь, я оправдала ожидания публики. Что бы сказали мама и папа, увидев меня здесь в полнейшем одиночестве? Как мне нужен кто-нибудь, кто даст мне поддержку, покой и любовь. Дальше буду писать завтра после премьеры...
Что я ожидала от критиков? Восхваления? Вознесения меня до небес? Признания величайшей киноактрисой, когда-либо ими виденной? Они изрекли: «Ингрид Бергман не производит сильного впечатления». Еще: «Несколько увеличенная копия обещающей молодой актрисы Биргит Тенгрот», «Крупна, но вполне уверена в себе». А один сказал: «Красивая монументальная девушка».
Для первого раза — полный провал».
Знай Ингрид, что платье в черно-красную полоску, в котором она появилась в первом фильме, будет храниться в шведском Киноинстигуте вместе с серым шелковым вечерним платьем Греты Гарбо из ее первого фильма 1924 года, она, возможно, не впала бы в такую депрессию.