Моя. Чужая. Беременная
Шрифт:
– Незнанск? – реагирую запоздало. – Она оттуда? Откуда конкретно?
– Из какого-то села. Буркино, Муркино…
– Буркодьево?
– Д-да… – он смотрит на меня заискивающим взглядом.
– Как ее девичья фамилия?
– С-соколова…
Я откидываюсь на спинку дивана. Закрываю глаза.
Так вот ты кто, моя потеряшка. Настя Соколова из села Буркодьево.
В детстве родители отправляли меня туда на лето к бабушке. Я гонял с пацанами мяч, ходил в лес, лазил по фермерским
Однажды мы играли в футбол, а она сидела на краю площадки и ковырялась в песке. Я неудачно передал пас, и мяч попал ей прямо в голову. Малая как сидела, так и повалилась носом в песок. Мы все испугались и бросились к ней, но я добежал первым.
Когда она открыла глаза, я в них утонул. Они у нее были сине-зеленые, как море, и такие же глубокие.
Бабка дома отходила меня тряпкой за то, что едва не убил ребенка. Запретила играть в футбол. А вечером за ухо потащила к Соколовым просить прощения. Заставила по пути нарвать ромашек зачем-то.
И вот стою я как дурак с этими ромашками у них под калиткой, шмыгаю носом. Из кустов парни ржут. А тут из дома выходит ее мать с ней за руку...
Вот почему Ася показалась мне знакомой в нашу первую встречу.
Тогда ей было пять лет. Мне – двенадцать. Я бы никогда не узнал ее через столько лет, но она очень похожа на мать. Просто копия!
– Босс, – голос Дыма возвращает меня в реальность. – Я все записал, что теперь?
– Записал? – хмурюсь. – Отлично. Пора заканчивать этот спектакль.
Спасибо Льву Аркадьевичу за его криминальный опыт. И мне пригодился.
2. АСЯ
Меня выписывают через два дня. Макс ведет себя очень странно. Подхватывает меня на руки, едва я пытаюсь переступить порог больничной палаты, и так несет до самой машины.
Садится со мной на заднее сиденье. Причем я оказываюсь на его коленях. И всю дорогу дышит мне в шею. Будто надышаться не может.
А меня мучает совесть. Надо бы рассказать, что я все вспомнила. Но как это сделать правильно?
“Привет, Макс, а я все вспомнила. Ты тот самый тощий козел, который меня в детстве мячом по макушке огрел! А через двадцать лет вернулся и едва не задавил своей тачкой!”
Так что ли?
Нет, что-то не то.
Я вздыхаю и ерзаю, пытаясь подобрать правильные слова, пока Макс не начинает ворчать:
– Сиди смирно! Уже все… важное мне оттоптала!
А ведь и правда. Чувствую попой его интересное состояние. Причем в самом буквальном смысле.
– Макс, я… – начинаю виноватым тоном.
– Не сейчас, дома. Нам надо серьезно поговорить.
И вот это “серьезно” пугает меня больше всего. От накатившей тревоги сердце сжимается. Не люблю, когда люди обращаются ко мне с такими словами.
Да, теперь я знаю что люблю и что не люблю. Память вернулась. Я вспомнила в мельчайших подробностях всю свою жизнь и тот вечер, когда сбежала из дома и оказалась под колесами автомобиля Макса Стальнова.
Жора. Мужчина, за которого я вышла замуж. С которым прожила пять лет. От которого жду ребенка. Он обидел меня. Оскорбил. Пытался ударить.
От этих мыслей перехватывает дыхание. Я вспоминаю выпуск новостей, случайно увиденный на второй день моего пребывания в доме Макса.
Теперь понятно, как у бездомной оказалось мое кольцо. Я сама его бросила ей. Но как Георгий мог принять ее за меня?! Или он сделал это нарочно, чтобы полиция прекратила мои поиски?
Здесь что-то нечисто!
И почему меня обвиняют в каких-то махинациях?
Я должна рассказать все Максу и попросить о помощи. Кроме него у меня никого нет. Надеюсь, что он поймет…
В гостиной нас встречают Татьяна Ивановна, Мира и незнакомая женщина в строгом костюме и круглых очках. Домохозяйка неодобрительно качает головой, увидев, что Макс вносит меня в дом на руках. Мира скачет бешеным зайцем. Незнакомка вежливо ждет, пока меня поставят на ноги, затем протягивает сухую ладонь и отчитывается:
– Елена Степановна, временная няня. Вы знаете, что ваш ребенок нуждается в коррекции поведения? У Миры налицо дефицит внимания и гиперактивность.
А вот это мне очень не нравится! Прижимаю Миру к себе.
– Вы детский психолог? – хмуро интересуюсь.
– Нет.
– Педиатр?
– Нет, но…
– Тогда на каком основании раздаете диагнозы? Или считаете, что трех дней общения с ребенком достаточно, чтобы повесить ярлык?
Она моргает. Ее губы подрагивают от обиды. А я просто стою, глажу Миру по голове и уничижительно смотрю на эту женщину.
Наконец, она находит слова:
– Я так понимаю, в этом доме мои услуги больше не нужны.
– Абсолютно, – киваю в ответ.
Она резко разворачивается в сторону выхода. Макс кивает Татьяне:
– Вызовите ей такси и рассчитайтесь.
Но едва мы остаемся втроем, как его губы растягиваются в дурацкой ухмылке:
– Ася, я тебя не узнаю! Ты была похожа на зашуганного котенка, а теперь стала дикой тигрицей!
Нервно улыбаюсь:
– Спишем это на временное помутнение рассудка.
– Ася! Ася! – Мира змеей влезает между Максом и мной. Задирает голову. – Она меня наказывала!