МОЯ. Не отдам!
Шрифт:
— Сделаешь точно так же, получишь точно такой же результат.
У меня в глазах темнеет от гнева: да что он о себе возомнил?
Феодал. Рабовладелец!
— И я снова… сделаю точно так же, а там и творог закончится. Будешь вообще голодным.
— Сделаешь так же на третий раз, я тебя это с пола есть заставлю. Их кухни не выйдешь, пока не сделаешь, как положено.
— Тогда я принципиально ничего делать не стану.
— Принципиальная? Отлично. Значит и сиди здесь, принципиальная. Захочешь
— Я потерплю!
— Сутки потерпишь. На вторые захочешь. Еще я не буду давать тебе спать, — ухмыляется жестоко.
— Это что?! Пытки?!
— Я кое-что знаю о методах внушения. Ты напрашиваешься.
— Ублюдок… — краснею от возмущения. — Ненавижу тебя.
— Отлично, — улыбается одними губами. — В противовес всегда должно быть что-то.
— В противовес чему?
— Твоих чувств к любимому, разумеется, — саркастично смеется.
Издевается.
— Ах, тебя это задело! Изнасиловал меня, и стало неприятно слышать, как я люблю другого? Фу… Фу таким быть, Даня.
— Я предупреждал, — качнулся вперед с угрозой.
— Никто тебя такого ужасного хама, борзого ублюдка никогда-никогда не полюбит, Даня. Ты же мерзкий. Фу. Альбиносище…
— Сама напросилась.
Перепрыгнув через кучки творога и битые осколки, Дан заносит ладонь.
Я отшатываюсь назад: сейчас он меня ударит!
Начинаю бросать в него все, что попадается.
Дан феерически эффектно и без особого труда отбивает предметы взмахами руки и уклоняется плавно.
Предметов мало, и последним оказывается чайник…
С кипятком.
Вот только, рванув его, я как-то не подрассчитала силы и опрокинула себе на руку горячую жидкость.
В шоке смотрю на обваренную кисть. Боль полыхает. От слез ничего не видно.
— Дура. Это тебе за пиздеж прилетело. И за грязный язык. И за скверный характер.
— Сам такой. Божечки, как больно… Мне так больно! У меня сейчас кожа слезет… До самой кости!
— Дура скандальная. Еще и ипохондрик.
Из-за слез я ничего перед собой не вижу, но комната качнулась от резкого движения.
Дан поднимает меня с места и взваливает на плечо. Мне так больно, что я даже сопротивляться не могу, плачу…
Слезы стекают по носу, капая с его кончика вниз.
— Не реви. Жить будешь. Сиди здесь.
Да куда же я пойду? Я — никуда…
С таким ранением!
Прижимаю травмированную руку за локоть к груди, плачу, зажмурившись.
Разумеется, во всех бедах виню Дана. Я была спокойна, невозмутима и собранно, пока не появился… Он!
Все-все мне испортил.
Я план разработала. Осуществила!
Мне бы только три года прожить в глуши, чтобы меня официально признали без вести пропавшей и точно умершей, а потом…
— Дай сюда руку, дикая!
Дан садится на корточки, в руках
Он ловко начинает обрабатывать руку, нанеся на нее пену из баллончика.
— Тебе повезло. Между пальцев не обварило.
— Помолчи, пожалуйста. Мне больно.
— Уши болят слушать. Окей. Я и так исчерпал на тебя за сутки недельный запас слов.
— И прибирать ничего не буду. Кто насвинячил, тот пусть и убирает, — давлюсь слезами. — И я лучше замерзну на морозе, чем здесь останусь!
— Останешься.
***
Когда эмоции схлынули, мне стало стыдно.
Дан с удивительным терпением и заботой обработал мой ожог. А я ему столько гадостей наговорила…
Иногда меня несет. Но я же вроде отрегулировала это дурное качество, сфокусировалась на ином.
Вот только фокус слетел, и теперь я жалею.
Зачем обозвала, коснувшись внешности? Это вообще дно. Днииище! Сама же знаю, как неприятно, когда высмеивают то, что ты не выбирал сам, то, что досталось тебе при рождении. Если и смеяться, то только над осознанным уродским выбором, а не тем, чем природа наградила.
— Спасибо.
Дан молча поднимается и крепко обхватывает меня за плечо, вынуждая подняться и следовать за ним.
Напряжение достигает максимума за считанные секунды.
Очень мне все это не нравится.
Резко накатившая тишина режет по взвинченным нервам.
— Я приберу на кухне.
— Поздно.
— Что?! Куда ты меня тащишь? Зачем? — начинаю паниковать.
— Остынешь.
Он отпирает комнату, которая всегда была заперта. Это небольшое полупустое помещение. Кажется, кладовка. Комната без окна. Маленькая такая…
— Входи. Теперь это твоя спальня.
— Нет.
— Да.
— У меня… клаустрофобия.
— Снова пиздишь! — сорвав браслет с моей руки, заталкивает в комнату и закрывает дверь.
— Эй! Зачем ты это сделал? Я же извиниться хотела! Я… Прости! Слышишь? Уходить не смей! Извини. Извини, и давай я уеду! — ору. — Ты же секс получил? Секс с девственницей дорого стоит! — ляпаю все, приходит на ум. — Я … считай, ничего не должна. Выпусти меня, и я уеду!
— Я же сказал, ты останешься.
Кто-то напросился на воспитательный домашний арест :)
Глава 16
Глава 16
Ника
Не верила я, что он меня в этой кладовке запер. Но… он меня запер.
Помещение без окна. Дверь закрывается, и становится темно.
Темно и тихо.
В панике бросаюсь к двери, колочу по ней изо всех сил, ору, матерюсь, проклинаю!
Забыв, что прощения попросить хотела. Нет, никакого прощения!
Даже пытаюсь выбить дверь плечом, но отбила себе кожу до онемения и пульсирующей боли.