Мозаика

Глава 1

То, как мы мыслим, напрямую влияет на наш образ жизни.

Наверное, вы думаете, что знаете, как жить. Возможно, вы состоятельный человек и смотрите на мир как гедонист 1 . Вероятно, вы монах, предпочитающий деонтологию 2 . Кто знает, может вы утилитарист 3 . Однако почему вы считаете, что образ жизни, который вы ведете, приемлем?

Томас Нагель 4 засунул наше сознание в тело летучей мыши и показал, что наши ценности могут быть перевернуты с ног на голову при смене потребностей. Дэвид Чалмерс 5 искусно выразил трудную проблему сознания 6 , согласно которой не понятно, как осознается чувство. Ник Бостром 7 и многие другие размышляли о том, почему человек видит окружающий мир именно таким. Калерво Оберг 8 описал состояние шока культуры 9 , а Элвин Тоффлер 10 – состояние шока будущего 11 . Однако кто из них мог подумать, что человек, живший с ними примерно в одни и те же годы, проверит их теории на практике…

Начну с самого начала. Меня зовут Унтри. Я родился в небольшом городе Чебоксары. Мое тело и сознание появились физиологически – меня родили.

Насколько же все казалось новым, интересным! В мою tabula rasa 12 проникало столько информации, что я не знал на чем сфокусироваться. Рене Декарт 13 говорил о том, что если кто-то мыслит, значит, он существует. Интересно, можно ли было назвать мой процесс взаимодействия с миром мыслительной деятельностью в картезианском понятии?

Момент рождения был отправной точкой к созданию «Я», росту моего эго, персонифицированному развитию.

Казалось бы, что может быть более повседневным, чем человеку видеть других людей: их жизнедеятельность, развитие. Однако, как это вообще возможно, если призадуматься? Уникальность положения человека впечатляет не сразу – осознание приходит с философией. Посмотрите вокруг – хочется сказать, что мир сотворили, так как представление о том, как все появилось, кажется тупиковой идеей.

Мальчиком я сел призадуматься и смотрел на свои руки – на то, как они меня слушаются. Меня заполняли мысли и события. Беру карандаш, смотрю на него, ощущаю его, управляю им и осознаю это. Что может быть проще? Но сложность в том, чтобы представить то, как это действие стало таким простым к осуществлению? Человеку свойственно копать глубоко, но есть ли в действительности глубина или можно копать вечно? Или может копание вовсе не нужно? Так я познакомился с философией, сам того не заметив.

Жан-Жак Руссо 14 не даст мне солгать – идея того, что человек благороден в своей сущности, не нова. При этом Джон Локк 15 отвечает, что это не совсем так – в действительности человек вообще не имеет никаких характерных черт – окружающая среда, воздействуя на него, определяет его будущие поступки. Однако Стивен Пинкер 16 занимает противоположную точку зрения: человек генетически запрограммирован (кем-то?) и его поведение обусловлено жизненной активностью предков. Как по мне, то ожидающие проявления функции раскрываются при взаимодействии разума с окружающим миром, как бутон цветка в солнечное утро. Я думаю о том, что разум человека заперт и функционально ограничен внутри тела до тех пор, пока его не освободят технологии. Сам того не понимая, я входил в течение трансгуманизма 17 .

Меня удивляло то, как быстро идеи заполняют голову. Сначала они обволакивают ее стенки, после чего набрасываются на мозг, активируя необходимые участки. То, что было неизвестно или не понятно, нужно ли мне, становится необходимым. Я неплохо обходился без вилки, но когда мне сказали, что есть такой столовый прибор, моя жизнь стала легче, и при виде вермишели было неприятно думать о том, что рядом нет вилки. Силу игрушек я не понимал, пока мне не подарили плюшевого медвежонка. Грусть от расставания с ним нахлынывала на меня, как большие волны на незащищенный остров. Пытаясь понять проникновение идей в голову, я становился взрослее, и мое мировоззрение находило более твердую почву.

Современностью считалась вторая половина двадцать первого века. Исторически это был технократический мир с пошатывающимися общественными устоями. Научные достижения приравнивались обывателем к магии. Преображение происходило едва ли не повседневно. Роботы с искусственным интеллектом повсеместно заменяли человека. Люди сами могли частично стать роботом. Быть киборгом – становилось всё дешевле. Для многих людей это означало, что они будут жить в большей безопасности и, к тому же, дольше. Человечество приблизилось к тому, чтобы заменить все части своего тела на механические, даже мозг.

Перенос памяти осуществлялся следующим образом. Под анестезией к человеческому мозгу подключали датчики, максимально детализировано сканировали и создавали электронную копию – так называемую карту мозга. Благодаря электрическим импульсам уже в распечатанной копии мозга из более износостойкого материала появлялись нейроны и синапсы. С запуском нового мозга его структура возобновила изменения, порождая новые воспоминания.

Бессмертие отдельно взятого человека было все ближе, но оставались нерешенные проблемы. Одна из них была связана с тем, что память, хранимая в структуре мозга и его биохимических импульсах, терялась в течение десяти минут после остановки сердца. Таким образом, вследствие внезапной кончины человека его индивидуальность терялась навсегда. Другая проблема относилась к тому, что все же не все люди могли позволить себе кибермозг, и даже цифровую копию мозга.

Несмотря на усилия Джона Ролза 18 , сущность справедливости и равенства понимали далеко не все. Финансовые и политические элиты в силу своей заинтересованности оставаться элитой затуманивали разум простолюдинов разными средствами, в основном – массовой информации. Невежды продолжали уверять других в своей правоте, а богачи – богатеть. Выживая в условиях такого информационного поля, эти люди с тем же успехом могли бы убеждать других в своей безгрешности, и с точки зрения Карла Маркса 19 их нельзя попрекнуть, так как общественное бытие определяет их сознание. Несомненно, как и во все периоды истории человечества, были думающие люди, ищущие независимость в бескорыстных поступках, свободу от идеологических навязываний и возможность совершать добро для себя и других.

К моменту поступления в университет, я был уверен в том, что хочу жить, пока не надоест, а не до тех пор, когда случайность скажет «стоп». Так как я был не из зажиточной семьи, лишних денег не было, особенно на такую киберерунду (так говорила моя мама) как перенос памяти. «Живи спокойно, наполняй свою жизнь ощущениями и опытом», – наставляла она. «Фотографируй меньше, дольше проживай момент, фокусируйся на нем», – советовал отец. Я стал задумываться о нескольких жизнях с разными семьями. Возможна ли такая жизнь? Документально еще не подтверждено, что кто-то такое делал, но техника последнего поколения вполне позволяет проводить эксперименты подобного рода – теперь дело в задумке и инициативе.

Зачем мы живем? Жан Бодрийяр 20 предполагает, что люди ментально тонут в дрогсторах 21 , и им далеко не нужны глубокие размышления о сущем. К сожалению происходящего, приходится соглашаться с выводами философов-постмодернистов, но во мне не угасает свеча оптимизма – не эпикурейского 22 , а личностно-конструктивного 23 . Правда, Альберт Камю 24 постоянно напоминал о том, что приходится бороться с абсурдностью повседневности, но я слушал советы Виктора Франкла 25 и искал возможности самореализации.