Мозг отправьте по адресу...
Шрифт:
С Раисой Ивановной замкнулись в детской; она читает мне стихи Уланда, Гейне, Гёте и Эйхендорфа (вероятно – для себя читает), я плохо понимаю фабулу, но понимаю сердцем стихи. [367]
Любовь к сказкам должна быть рассматриваема как указание на очень быстрое и сильное воображение, которое, как мы видим, начало проявляться наряду с обостренным восприятием впечатлений внешнего мира и стремлением к осмысленной их обработке, также очень рано, уже в возрасте трех-четырех лет. Помимо этого, сам Б.Н. отмечает, что уже в этот период сказка играла для него роль убежища от болезненных переживаний и окружающего:
367
Там же. С. 186.
От мыслей об увиденном я спасаюсь в тот мир, где все протекает не по правилам индуктивного мышления
Сказки мне были материалом упражнения в переживаниях; и я развил себе в детстве крепкие мускулы: владенья собой.
В этом – роль сказок и музыки для меня. [369]
На возраст четырех лет падают первые осознанные впечатления природы, полученные за время пребывания летом 1884 г. в имении В.И. Танеева в Демьянове (Клинского уезда). [370]
368
Там же. С. 177.
369
Там же. С. 178.
370
Владимир Иванович Танеев (1840–1921) – брат композитора С.И. Танеева. В Демьянове семья Бугаевых отдыхала в 1884, 1889, 1891 гг.
Чрезвычайно интересным представляется следующее обстоятельство. В четырехлетнем возрасте самоучкой научился складывать слова по кубикам и читать их. По данным А., скрывал от всех, «это был его секрет». Однако мать, узнав об этом и опасаясь, что это занятие привьет ему любовь к науке (больше всего боялась, как бы не сделался, подобно отцу, математиком), запретила складывать кубики. В дальнейшем, уже в возрасте семи лет, пришлось заново учиться грамоте, причем учение давалось на этот раз с большим трудом: «И я, складывающий из квадратиков слова „папа“, „мама“, вдруг их лишенный, пяти лет забыл буквы, которые знал четырех лет; семи лет я с трудом одолел грамоту; с пяти до семи – строжайший карантин: – Не смей читать». [371]
371
БЕЛЫЙ АНДРЕЙ. На рубеже двух столетий. С. 99.
Возможно, что причиной этого было то, что занималась с ним сама мать, которая вследствие несдержанности в своих проявлениях действовала на него лишь тормозящим образом и тем мешала усвоению предмета.
Относительно внешних проявлений в период раннего детства имеются следующие данные. По сведениям, полученным у А.:
Уже очень рано боялся проявлять простым и естественным образом свои переживания вовне, не зная, какая реакция на это последует со стороны отца и в особенности со стороны матери. С ранних лет развивалась неестественная для ребенка скрытность, которая тем более была трудна для него, что у него была большая потребность делиться своими переживаниями с окружающими.
Этому способствовало также и то, что до пяти лет рос один, без общения с другими детьми (из-за опасений матери, что может заразиться от них какой-либо инфекцией). Лишь в возрасте пяти лет, когда познакомился с детьми проф. Стороженко, [372] появилось детское общество. Такая обрисовка характера вполне согласуется с высказываниями самого Б.Н., относящимися к рассматриваемому периоду:
Среда подалась с первым мигом сознания; я, наблюдательный, скрытный и тихий ребенок, не видящий вовсе детей, изучающий мужей науки, я рос одиноким «подпольщиком». [373]
372
Николай Ильич Стороженко (1836–1906), профессор Московского университета, историк литературы, близкий друг Н.В. Бугаева. Белый в детстве общался с его детьми – Колей и Марусей (Николаем Николаевичем и Марией Николаевной Стороженко).
373
БЕЛЫЙ АНДРЕЙ. На рубеже двух столетий. С. 104.
Тихий мальчик, весьма деликатный, пинки давать я не умел.
Я ведь был одинок; не умел разговаривать; даже играть не умел, как другие (играл я по-своему). [374]
А я – я боялся всего: и гостинцев срывать не умел, а чтобы затеребить Склифосовского или там Янжула – скорее броситься в воду, чем эдакое позволить себе; это все оттого, что Маруся и Коля рассматривали Ивана Ивановича Янжула просто, а я – с разглядами, с критикою; в выявленьях же внешних, и пятилетним став, выглядел, точно трехлетний. [375]
374
Там же. С. 134.
375
Там же. Хирург Николай Васильевич Склифосовский (1836–1904) и экономист, профессор Московского университета Иван Иванович Янжул (1846–1914) – друзья Н.В. Бугаева.
С соматической стороны, по данным А., был довольно болезненным ребенком, склонным к частым желудочно-кишечным заболеваниям.
Переходим теперь ко второму пятилетию жизни.
Этот период также характеризуется отмеченными выше особенностями складывавшейся вокруг него обстановки и, в частности, противоречивым влиянием отца и матери. В связи с ростом сознательного отношения к окружающему этот конфликт воспринимается им в еще более обостренной форме, чем до того. Отметим, что из-за каприза матери, всячески стремившейся нейтрализовать влияние отца, его примерно лет до восьми одевали под девочку: в платьице, с кудряшками. На фотографических карточках, относящихся к этому периоду, он выглядит в этом одеянии типичной девочкой. Этот момент, по признанию самого Б.Н., оказывал очень гнетущее впечатление на его психику и служил добавочным, травмирующим его психику фактором:
Вот первое, что узнал о себе: «уже лобан»: и переживал свой лоб, как чудовищное преступление: чтобы скрыть это, отрастили мне кудри; и с шапкой волос я ходил гимназистом уже; для этого же нарядили в атласное платьице:
– У, девчонка! – дразнили мальчишки.
И – новое горе: отвергнут детьми я; кто станет с
«девчонкой» играть?
Любовь родителей явно разрезала на две части. [376]
Любовь к сказке, сохраняясь в полной мере, начинает развиваться в нем в интерес к художественной литературе вообще. Очень любит слушать вслух чтение взрослых. В возрасте семи лет он знакомится со «Сказками кота Мурлыки», «Дэвидом Копперфилдом». Оба эти произведения произвели на него сильное впечатление. Несколько позднее он знакомится с «Князем Серебряным», песнями Оссиана, а также с литературой приключений и путешествий: Майном Ридом, Фенимором Купером, Жюлем Верном, затем арабскими сказками. [377] Большую роль в развитии в нем склонности к художественной литературе сыграло появление новой воспитательницы – француженки Беллы Раден. Она поняла «серьезную драму маленького „человечка“ и протянула ему… руку помощи». [378] С ней он занимается географией, историей, этнографией, а также обучается игре на рояле. В обучении его грамматике и арифметике принимает участие отец; учение дается очень легко, шутя и играючи.
376
Там же. С. 98.
377
О своем детском восприятии «Сказок кота Мурлыки» Н.П. Вагнера (1872) и романа Ч. Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим» (1850) Белый пишет в мемуарах. См.: БЕЛЫЙ АНДРЕЙ. На рубеже двух столетий. С. 214–215. О чтении исторического романа А.К. Толстого «Князь Серебряный. Повесть времен Иоанна Грозного» (1862), «Поэм Оссиана» Дж. Макферсона (1765), об увлечении романами Жюля Верна, Майна Рида, Фенимора Купера и другой литературой см. там же (с. 219, 221).
378
Там же. С. 220. Белла Раден была гувернанткой Белого с весны 1899 г. по осень 1892 г.
По данным А., "появление Беллы Раден внесло заметный освобождающий перелом во всю его жизнь; он значительно оживляется, становится более подвижным, чем ранее: «как бы вместе с интеллектуальным освобождением развязался весь», «брызнуло то, что таилось внутри».
Отец и мать с их противоречивым влиянием отходят в сторону, их влияние в этом возрасте значительно ослабевает, он начинает выявлять свободнее свои стремления (снятие задержек раннего детства). Много общается с детьми.
Отметим, что примерно в этот период времени проявляется свойственная Б.Н. общая моторная одаренность. Летом 1889 г., во время пребывания в упомянутом выше Демьянове, он очень подвижен, много бегает, лазает по деревьям, занимается гимнастикой. Уже по возвращении в Москву, осенью того же года, посещает немецкое гимнастическое общество, где обучается прыжкам, упражнениям на трапеции и т. п.
На этот же период времени падает появление у него интереса к коллекционированию иностранных марок.