Мозг рассказывает.Что делает нас людьми
Шрифт:
чтобы запускать фазовые переходы наших психических процессов. Мы
вполне могли бы называть себя Homo plasticus. В то время как мозг у других
животных просто проявляет гибкость, мы единственный вид, который
использует ее в качестве основного средства для усовершенствования мозга
и эволюции. Один из важнейших способов, при помощи которого нам
удалось поднять нейеропластичность до таких заоблачных высот, известен
под
юности, что делает нас чрезвычайно пластичными и чрезвычайно
зависимыми от старших поколений на протяжении более десятка лет.
Детство человека позволяет заложить фундамент для взрослого разума,
однако пластичность остается важнейшим фактором на протяжении всей
жизни. Без неотении и пластичности мы бы все еще бродили голыми
обезьянами в какой-нибудь саванне без огня, без инструментов, без письма,
традиций, верований и мечтаний. Мы и в самом деле были бы «всего лишь»
обезьянами, а не стремящимися ввысь ангелами.
МЕЖДУ ПРОЧИМ, хотя МНЕ так никогда и не удалось непосредственно изучить
Михи пациентку, которую я встретил еще студентоммедиком и которая
смеялась в тот момент, когда должна была бы взвизгивать от боли, я никогда
не переставал размышлять над ее случаем. Смех Михи ставит перед нами
интересный вопрос: отчего кто-либо смеется над чем-либо? Смех, равно как
и его когнитивный спутник, юмор, универсальная черта, присутствующая во
всех культурах. Некоторые приматы «смеются», когда их щекочут, но
сомневаюсь, чтобы они рассмеялись при виде толстой обезьяны,
поскользнувшейся на кожуре банана и упавшей на задницу. Джейн Гудолл
определенно никогда не сообщала, что шимпанзе устраивают друг для друга
пантомимные сценки в духе Three Stooges или Кистона Копса. Почему и
каким образом развился у нас юмор загадка, но любопытный случай Михи
дал мне ключ к разгадке.
Любая шутка или смешной случай имеют следующую форму. Вы шаг
за шагом рассказываете историю, ведя слушателя по очевидной дорожке
ожидания,
а
затем
внезапно
вводите
неожиданный
поворот,
кульминационный момент, соль рассказа, понимание которого требует
полного переосмысления предыдущих событий. Но этого недостаточно: ни
один ученый, чье теоретическое построение разрушено одним-единственным
уродливым фактом, который повлечет за собой полный пересмотр теории, не
посчитает такое забавным (уж поверьте мне, я пытался!). Резкий поворот в
напряженном ожидании необходим, но недостаточен. Самый важный
ингредиент состоит в том, что новая интерпретация должна быть
непоследовательной. Приведу пример. Ректор медицинского университета
идет по тропинке, но как раз перед тем, как достичь пункта назначения, он
поскальзывается на кожуре банана и падает. Если он при этом проламывает
череп и кровь хлещет, вы бежите на помощь и вызываете скорую. Вы не
смеетесь. Но если он поднимается невредимым, стряхивая кожуру со своих
дорогих брюк, вы разражаетесь хохотом. Это называется грубым юмором.
Ключевое различие состоит в том, что в первом случае имеет место
действительно тревожная ситуация, требующая неотложного внимания. Во
втором случае тревога ложная, и смехом вы информируете находящихся
поблизости, что нет необходимости затрачивать ресурсы и спешить на
помощь. Это природный сигнал «все в порядке». Необъясненным остался
лишь легкий налет злорадства, присутствующий во всей этой ситуации.
Как же это объясняет смех Михи? В то время я этого не знал, но много
лет спустя мне повстречалась другая пациентка, Дороти, со схожим
синдромом «смех от боли». Снимок КТ (компьютерной томографии) выявил,
что один из болевых путей в ее мозге был поврежден. Хотя мы и думаем о
боли как о простом ощущении, на самом деле она многослойна.
Первоначально ощущение боли обрабатывается в небольшой структуре под
названием островок, расположенной глубоко под теменной долей в обоих
полушариях мозга (см. рис. В.2). От островка болевая информация затем
передается в переднюю часть поясной извилины в лобных долях. Именно
здесь вы и начинаете чувствовать неприятное ощущение все мучение и ужас
боли вместе с ожиданием опасности. Если этот путь оборван, как это было у
Дороти и, как я предполагаю, у Михи, островок продолжает обеспечивать
основное чувство боли, но это не ведет к предполагаемому ужасу и мучению:
передняя часть поясной извилины не получает сообщения. Фактически она
говорит: «Все в порядке». Таким образом, мы имеем две основных
составляющих смеха: очевидное и неотвратимое указание на неизбежную
тревогу, приходящее от островка, за которым следует контролирующее
указание «да это гроша ломаного не стоит» от неактивизированной передней
части поясной извилины. В итоге пациент разражается неконтролируемым
смехом.
То же самое относится и к щекотке. Огромный взрослый с
угрожающим видом приближается к ребенку. Ребенок очевидно подавлен, он