Мозг стоимостью в миллиард долларов
Шрифт:
— Я никуда не поеду, — заявила она.
В кулисах стоял полумрак, в котором едва различались черты ее лица, а на сцене в скрещении зеленых лучей софитов выступала маленькая девочка. За спиной у нее качались усыпанные блестками крылышки, которые переливались огоньками в ярком свете.
— Вам стоило бы прислушаться к совету мужа, — настаивал я. — Наверно, его положение позволяет ему лучше оценивать ситуацию.
Девочка на сцене читала стихи:
Дунет северный ветер,
И у нас пойдет снег.
Что
Ах, бедняжка!
— Нет, я так не думаю, — возразила миссис Пайк. — Вы дали мне понять, что он в тюрьме, а это далеко не самое лучшее место, откуда можно оценивать какую бы то ни было ситуацию — кроме своей собственной.
— Я не говорил, где он, — ответил я. — Я сказал лишь, что у меня к вам послание от мужа.
Малышка продолжала читать стихи:
Она забьется в амбар
И греется там,
Пряча голову под крылышко.
Ах, бедняжка!
Прожектор бросил на нее розовый луч света, и она спрятала голову под свое нейлоновое крыло.
Миссис Пайк запахнула на горле воротник платья, словно и она почувствовала дуновение северного ветра.
— Феликс дурак, — бросила она, ни к кому конкретно не обращаясь. Теперь на ее лицо падали яркие розовые отсветы, и я видел подтек грима пониже скулы. — А кому-то приходится расплачиваться, — сказала она. — Кому-то достанутся все выгоды от его работы — опасной работы, — кто-то будет благоденствовать, а кому-то надо расплачиваться. Почему я должна страдать, почему должен страдать ребенок?
Я смотрел на миссис Пайк, на эту маленькую и жесткую, но безликую женщину, которая за большие деньги красила себе волосы; ее маленькие блестящие глазки были полны горечи от того, что шпионская работа не принесла ожидаемых плодов. Наступила пауза, в течение которой я старался справиться с охватившим меня гневом, и, когда я снова заговорил, голос у меня стал подчеркнуто тихим и спокойным.
— Все очень просто. Вот билеты на самолет до Милана для вас и вашего сына. Если вы успеете на следующий рейс, я оплачиваю все ваши расходы, и средств будет достаточно на одежду и все прочее, чтобы вы не возвращались домой, за которым, скорее всего, уже наблюдают. Если вы отказываетесь, мы проводим вас до дома, в котором вы и останетесь. Где вас и возьмут под стражу.
— Насколько я понимаю, вы всего лишь выполняете отданные вам приказы.
— Но отнюдь не бездумно, миссис Пайк, — ответил я. — В этом-то и разница.
Девочка на сцене, пряча голову под крылом, стала кружиться на месте. Я видел, как она шевелила губами, считая обороты.
— Я вам не верю, — напряглась миссис Пайк.
Мальчик в костюме оловянного солдатика с большими белыми пуговицами и ярко-красными пятнами на щеках, подошел к миссис Пайк и взял ее за руку.
— Я следующий, мамочка, — предупредил он.
— Совершенно верно, дорогой, — ответила она.
На сцену упал луч синего цвета, и девочка стала размахивать большим фонариком из папье-маше. Она произнесла:
Как много миль до Вавилона?
Три мили и десять еще.
Дойду ли я со свечкою своей?
Да и еще вернусь обратно.
И тут вспыхнула вся иллюминация зала. Лицо миссис Пайк внезапно обрело решимость. Девочка сделала реверанс, и ее проводили звуки аплодисментов. До этого момента аудитория хранила такую тишину, что я и не подозревал о присутствии почти шестидесяти человек в нескольких дюймах от сцены.
— У тебя есть чистый носовой платок, мой дорогой? — обратилась к сыну миссис Пайк.
— Да, — кивнул юный Нигел Пайк, оловянный солдатик.
Раскрасневшаяся и смеющаяся девочка вбежала за кулисы, где ее подхватил на руки отец.
— Строиться оловянным солдатикам, — объявил распорядитель. — А где единорог? — Скрываясь из виду за баррикадой маленьких парт, он выстраивал Нигела и его друзей в каре.
— И я вам не верю, — сказал я миссис Пайк. — Я тоже на прошлой неделе был в Хельсинки.
На сцене наконец как-то разобрались с мешаниной оловянных солдатиков, в которой участвовали лев с наклейкой на колене и единорог с трубой. Пианино начало музыкальное вступление. Один из солдатиков взмахнул мечом, и все в унисон стали декламировать:
Лев и единорог
Сошлись в битве за корону;
Лев победил единорога,
И город достался ему.
Лев и единорог размахивали деревянными мечами и рычали, как борцы реслинга на телеэкране.
Невидящим взглядом миссис Пайк смотрела на детей, которые кружились на ярко освещенной сцене.
— Вам лучше поскорее принять решение, — настаивал я. — И позвольте мне с предельной ясностью обрисовать обстановку. В данный момент... — я посмотрел на часы: было 7.45, — скорее всего, выписывается ордер на ваш арест, но поскольку мы находимся в Букингемшире, наверно, какое-то время уйдет на телефонные звонки и объяснения с главным констеблем. Как мне кажется, у вас остается не больше двух часов, после чего все порты и аэродромы будут перекрыты. И как только отделение специальной службы в лондонском аэропорту получит указания, эти билеты станут совершенно бесполезны. Один из оловянных солдатиков пел звонким голосом:
Кто-то дал им белый хлеб,
А кто-то коричневый;
Кто-то дал им сливовый пирог,
И их выгнали из города.
Миссис Пайк не сводила глаз со своего сына. На другой стороне сцены человек громко шептал из-за кулис:
— Выход единорога! Единорог кружится вокруг дерева!
— Единорог слишком увлекся сливовым пирогом, — заметил я.
— Да, — согласилась миссис Пайк. — Он страдал этим и на репетициях.