Может быть, найдется там десять?
Шрифт:
– Вот как? Прекрасно. С ним я поработаю сам. А вы – не расслабляйтесь. Вскоре придется вступить в дело.
– Мы готовы, шеф!
4
Новость была неприятной, хотя и ожидаемой. Тревожной. Заключалась она в том, что ранним утром сегодня прервалась связь со всеми оболочками, сохранявшимися в гаражной яме. Произошло это за каких-нибудь пять минут. Если каналы отключились, значит, тела обнаружил и перехватил кто-то достаточно опытный, чтобы нащупать и попытаться перевести связь на себя. То есть – человек или группа, обладающая немалым уровнем таких знаний, какие не даются в университетах.
Потому что если бы речь шла о простом перемещении тел – ну, скажем, там на тела кто-то наткнулся, мало ли, и их решили перевезти в морг, где им, по мнению нашедших, и было самое место, или прямо на кладбище как неопознанных, коих следует хоронить за казенный счет в общей могиле или, что вернее, кремировать и пепел развеять, – если бы дело обстояло именно так, то каналы связи с телами еще сохранялись бы достаточно долго. Даже в случае кремации уничтожается только физическое тело, а остальные, в данном случае эфирное и астральное, особых изменений не претерпевают. Значит, это не могло быть случайным происшествием: кто-то вышел на эти тела, хорошо зная, на что именно выходит, и поступил с ними в соответствии с какими-то своими намерениями.
Оставалось только покачать головой: незнакомец предупредил своевременно и правильно – за нами охотились серьезно и последовательно. Нетрудно было понять, кто и чью помощь использовал: те, за кого вначале по ошибке приняли меня самого и весь наш экипаж. Люди эти (или кем там они были на самом деле), судя по их действиям, ни в чем не уступали нам, а может быть, и превосходили. А кроме того – и это было, пожалуй, еще важнее – мы волей-неволей играли, как говорится, вторым номером, то есть были пассивной, обороняющейся стороной, атаковали же они. Это и понятно: для нас самым главным было, во-первых, найти девятерых, а во-вторых – найти недостающего десятого. Потому что до сих пор ни один из людей, с кем мы встречались, и близко не удовлетворял требованиям. Даже Вирга, милая женщина, никак не годилась с ее такой же зацикленностью на деньгах, какое было свойственно и всем прочим. Для нас главным является и впредь будет оставаться – выполнить то, ради чего нас сюда послали, так что защите мы могли посвятить лишь то время и те силы, что оставались от главного. Противник же мог все свои возможности сосредоточить на борьбе с нами. Его положение было намного выигрышнее, и, в общем-то, я не сомневался в том, что нас найдут и навяжут нам драку; вопрос был лишь в том, что произойдет раньше: успеем мы выполнить свою задачу или нет. Успеем – значит, сможем сразиться от души, в полную силу. Не успеем – придется отступать, отмахиваясь, и одновременно искать, искать, искать везде, где это еще окажется возможным. Хотя до сих пор ни один из нас, при всей выгодности занятых позиций, не напал даже не какое-то подобие следа.
Чем дальше, тем лучше стал я понимать невеселую истину: к достижению цели мы избрали не самый короткий и не самый продуктивный путь. Иными словами – неправильный.
Хотя вначале казалось, что именно так мы дойдем до цели скорее и успешнее всего. И в самом деле: мы занимаем шесть позиций из числа важнейших в этом мире, таким образом получаем сразу шесть полноводных каналов информации о множестве людей, просматриваем их, анализируем – всего и забот. Найти нас в телах высокопоставленных лиц этого мира будет весьма затруднительно: не так-то уж просто склонить такое лицо подвергнуться подробному и достаточно неприятному анализу, чтобы установить – а не подселился ли кто-то в него; затруднительно – даже если возникнут обоснованные подозрения в том, что в нем сидит кто-то чужой, и хорошо еще, если пассивно сидит, а то ведь, быть может, и заставляет это лицо действовать в интересах своего оккупанта. Попробуйте сказать такое кому угодно – и я посмотрю, как вас будут через минуту выносить из его кабинета, хорошо, если не ногами вперед. То есть нам представлялось, что в таком положении мы будем неуязвимы, прекрасно информированы и сможем в два счета использовать хозяев облюбованных нами тел для того, чтобы не только отыскать девять укрывшихся от преследования «одухотворенных» и не только обеспечить их безопасность, но и выйти наконец на недостающего десятого, после чего распрощаться с миром Альмезота спокойно и даже комфортабельно.
Теперь уже можно сказать: мы выбрали такую методику лишь потому, что ни один из нас в прежних своих жизнях не был начальником, руководителем, главным лицом. Все мы были тем, что называется рядовым и сержантским составом, и единственный офицер среди нас, Уве-Йорген, пилот истребителя, тоже командовал по сути дела лишь сам собой даже в те времена. Сам же я хотя и считался на Ассарте какое-то время то ли вторым, то ли даже первым лицом в мире, на самом деле всего лишь носил этот титул, на деле ничего не решая и ничем не командуя. И потому пребывание на позициях, относящихся к высшим кругам власти, представлялось нам не таким, каким было на самом деле, и имело к истине такое же отношение, какое история с Золушкой имеет к судьбе нормальной рядовой служанки. Иными словами, мы жили в сказке, придуманной нами для самих себя. А вокруг существовал совсем другой мир.
И вот теперь пришла пора разочарований. И началась она почти сразу же после того, как мы, более или менее придя в себя в новых телах, приступили к делу.
Мы поняли, что, во-первых, человек на высокой позиции ни в какой мере не является самостоятельным и независимым. Точно так же, как не может быть таким только что появившийся на свет новорожденный. Он целиком и во всем зависит от тех, кто его родил, кто кормит его, одевает, защищает и так далее. Без них он слаб, беспомощен и, скорее всего, протянет в этом мире очень недолго. Так же обстоит дело и с высоким начальством. Мой домовладелец, например, второе лицо в иерархии Державы, отнюдь не родился на свет вице-провектором; конечно, бывает и так, но только при наследственной монархии, в которой, однако, реальная власть давно уже перешла к другим людям. Занять свое нынешнее положение мой сосед по оболочке смог лишь в результате того, что его выбрали, поддержали, подняли, провели и утвердили другие люди, раньше его добившиеся влияния и обладающие большими деньгами. В демократиях (а альмезотская Держава на полном серьезе именовала себя именно так) принято заявлять, что каждый руководитель является слугой народа. Слугой – безусловно. Народа – бред. Он – слуга тех, кто сделал его руководителем и в любой момент может с достигнутой высоты вернуть его на самый низ – даже и в уютное тесовое помещеньице метрах в двух под поверхностью земли. И свобода действий и решений у этого человека ровно та же, что и у обычного слуги, иными словами – ее просто не существует. Так что, разместившись в таких оболочках, мы всего лишь обеспечили себе безопасность на какое-то достаточно непродолжительное время – только и всего. И теперь думать о том, что занятые позиции помогут нам достаточно свободно сноситься с теми, кто послал нас, а затем и без помех покинуть и эти тела, и весь этот мир, – думать об этом всерьез не приходилось. Это был очень наивный расчет.
Однако с этим мы еще как-нибудь примирились бы: в конце концов, мы достаточно привыкли к риску, иногда даже чрезмерному, если только игра стоила свеч. Но на этот раз получилось не так – и в этом заключалось основное и самое горькое разочарование. Речь идет, как уже ясно, именно об информации, а точнее – о тех людях, которых мы могли с этих новых позиций видеть и просматривать.
Вообще-то, если судить по объему, то информации было предостаточно. Зачастую очень полной, детальной, всесторонней. Прямо-таки чудесной информации о множестве людей, хоть каким-то образом причастных к властям, к их сторонникам – или противникам. Единственным ее недостатком было то, что эти люди нам были ну совершенно не нужны.
Почему? Да потому, что все, что мы узнавали о них, касалось исключительно того, что принято называть подковерной борьбой в коридорах и кабинетах власти. Мой «теловладелец» обладал великолепным подбором весьма убедительных материалов, которые принято называть «компрой», на людей одного с ним уровня; на людей на один, два, три, порою даже десять уровней ниже. И даже – страшно сказать – на того единственного, кто находился выше его: на самого провектора. На него, кстати сказать, компромат был самый богатый: и видео-, и аудиозаписи, и доклады наблюдателей, и на всякий случай заготовленные впрок объяснения и показания и девиц, и мальчиков, удостаивавшихся высочайшей близости, и людей, у которых провектор – равно как и члены его клана – брал, и всех, кто ему давал очень немалые, на мой взгляд, деньги и оказывал негласные услуги, и которые часто были теми же самыми людьми, у кого брал и сам вице. Установив это, я не мог не отдать должное храбрости вице-провектора, стань это известно тем лицам – и его пост уже наутро оказался бы вакантным. Однако, невзирая на уровень риска, он продолжал получать и накапливать информацию такого рода; видимо, это помогало ему чувствовать себя в своем кресле достаточно уверенно.
Ну и прекрасно; но нам-то эта информация была нужна как мертвому припарки: нашей целью вовсе не было проведение санации во властных кругах Альмезота и не какие-то рекомендации по этому вопросу. Речь шла не о тех, кто правил этим миром, но о тех, кто не был совместим не только с людьми власти, но и с этим самым миром в целом. И вот о таких людях информации просто не было, ни бита. Сначала это меня изумило: конечно, не для масс населения, но для высшего руководства известно о таких людях должно быть все, совершенно все. Но – не было. О таких мой сосед по телу, как я с удивлением убедился, не знал ничего и не желал знать. Его это совершенно не интересовало. И – как я вскоре понял – не только потому, что реальное руководство мировым хозяйством выполнялось киберсетью, а потому, что он как бы вывел себя – и всех подобных ему – за скобки, и его мир ограничивался орбитой власти, а за ее пределами ничего вообще не существовало. Следовательно, я мог сидеть на этом месте годами и оставаться столь же далеким от нужных мне людей, как и накануне моего подселения в это новое тело.
В общем, представилось мне, и я, и весь наш экипаж пока более всего походили на шестерку удильщиков, рассевшихся с удочками вокруг ванны в своем доме, забросившим крючки с наживкой и ожидающим, что кто-нибудь клюнет, хоть какая-нибудь уклейка для начала. Ждать нам, как начал я понимать, пришлось бы неопределенно долго; самое малое – пока не придет кто-то с ведерком пойманной рыбы и не выплеснет ее в нашу ванну. Но все яснее становилось, что если кто-то и придет, то не затем, чтобы вы смогли выудить что-то, но лишь затем, чтобы выудить нас самих и свеженькими плюхнуть на горячую сковородку.