Можете вы одолжить нам своего мужа
Шрифт:
– А где Питер?
– Он в музее со Стивом и Тони смотрит картины Пикассо. Я их совершенно не понимаю.
– Здесь нечего стыдиться. Их многие не понимают.
– Но Питер их тоже не понимает. Я знаю, что это так. Он только притворяется заинтересованным.
– Да, но...
– Но даже и не в этом дело. Я тоже немножко притворялась, чтобы сделать приятное Стиву. Питер же притворяется, чтобы избавиться от меня.
– Ну, вам все это кажется.
Точно в пять часов зажегся маяк, но было еще слишком светло, и его луч не был виден.
Я сказал: - Музей сейчас закроется.
– Проводите меня в отель.
–
– У меня смылись все духи, да?
– спросила она с несчастным видом.
– Нет, слабый запах "Арпедж" сохранился. Я всегда любил "Арпедж".
– Как ужасно опытно это звучит.
– Вовсе нет. Просто моя первая жена обычно покупала эти духи.
Мы пошли обратно, ветер шумел в наших ушах и давал на будущее оправдание ее покрасневшим глазам.
Она сказала: - Антиб мне кажется таким печальным и серым.
– А я думал, вам здесь нравится.
– О, только день или два.
– А почему бы не вернуться домой?
– Но это будет довольно странно - вернуться раньше времени в медовый месяц.
– Ну поезжайте в Рим или еще куда-нибудь. Из Ниццы вы можете улететь куда угодно.
– Это ничего не изменит, - сказала она.
– Дело вовсе не в месте, а во мне.
– Я не понимаю.
– Он несчастлив со мной. Только и всего.
Она остановилась напротив одного из небольших каменных домов у крепостных рвов. Белье висело поперек лежащей под нами улицы, в клетке была видна замерзшая канарейка.
– Вы сами сказали... настроение...
– Это не его вина, - сказала она.
– Дело во мне. Может, это покажется вам очень глупым, но я не спала ни с кем до замужества.
– Она уставилась с несчастным видом на канарейку.
– А Питер?
– Он очень чувствительный, - сказала она и добавила быстро.
– Это хорошее качество. Я не влюбилась бы в него, если бы он не был таким.
– Если бы я был на вашем месте, я увез бы его домой как можно скорее. Я безуспешно старался, чтобы мои слова не прозвучали зловеще, но она едва ли слышала их. Она прислушивалась к голосам, приближающимся к подножию крепости, - к веселому смеху Стивена.
– Они симпатичные, - сказала она, - я рада, что он нашел друзей.
Как я мог сказать ей, что они соблазняют Питера у нее на глазах? И в любом случае, не была ли ее ошибка уже непоправимой? Это были только два вопроса из тех, что возникали в тоскливые для одинокого мужчины часы в середине дня, когда работа завершена, некоторый подъем от выпитого за ланчем вина также пропал, а время первого вечернего глотка еще не наступило, да и зимнее отопление едва теплится. Имела ли она хотя бы какое-то представление о природе молодого человека, за которого вышла замуж? Женился ли он на ней вслепую или в последней отчаянной попытке начать нормальную жизнь? Я не мог себя заставить поверить этому. Было что-то невинное в этом мальчике, что, казалось, оправдывало ее любовь, и я предпочитал думать, что он еще не сформировался полностью, что он женился честно и вот только теперь обнаружил в себе склонность к другому опыту. Однако, если это и было так, комедия становилась все более жестокой. Пошло бы все нормально, если бы какое-то сочетание планет не пересекло их медовый месяц с этой парой голодных охотников?
Я жаждал выговориться и в конце концов действительно заговорил, но случилось так, что не с ней. Я направлялся в свою комнату, а дверь одной из их комнат была открыта, и я снова услышал смех Стивена - такой смех иногда иронически называют заразительным; это меня взбесило. Я постучал и вошел. Тони возлежал на двуспальной кровати, а Стивен, держа по щетке в каждой руке, старательно укладывал свои седые локоны. На туалетном столике перед ним, как у женщины, стояло множество флакончиков.
– Ты имеешь в виду, что он сказал тебе это?
– спрашивал Тони.
– О, как поживаете, Вильям? Входите. Наш молодой друг исповедался Стиву. Такие захватывающие подробности.
– Который из ваших молодых друзей?
– спросил я.
– Ну, Питер, конечно. Кто же еще? Секреты супружеской жизни.
– А я решил, что, может быть, это ваш морячок.
– Да что вы!
– сказал Тони.
– Но он тоже touche, конечно.
– Я бы хотел, чтобы вы оставили Питера в покое.
– Не думаю, что ему этого хотелось бы, - сказал Стивен.
– Вы же видите, у него нет особой склонности к такого рода медовому месяцу.
– Вам, я вижу, нравятся женщины, Вильям, - сказал Тони.
– Почему бы не приударить за девушкой? Это очень удобный случай. Я думаю, что она уж не такая, как вульгарно говорят, "зелененькая".
– Из них двоих он был более грубым. Я хотел ударить его, но сейчас времена, не подходящие для таких романтических жестов, да к тому же он лежал. Я сказал довольно глупо (мне следовало бы понимать, что бесполезно вступать в дебаты с этими двумя): Дело в том, что она любит его.
– Вильям, дорогой, я считаю, Тони прав, и она могла бы найти больше удовлетворения с вами, - сказал Стивен, проводя последний раз по волосам над правым ухом (синяк теперь уже совсем не был виден).
– Думаю, вы принесли бы им обоим большое облегчение, если судить по словам Питера.
– Расскажи ему, Стив, что тебе сказал Питер.
– Он сказал, что с самого начала у нее было что-то вроде голодной женской агрессивности, что напугало и оттолкнуло его. Бедный мальчик - он действительно попал в ловушку с этой женитьбой. Его отец хотел наследников он ведь разводит также и лошадей, и потом ее мать - в общем здесь большая выгода. Я думаю, он не имел ни малейшего понятия о том...о том, Что Ему Предстоит.
– Стивен посмотрелся в зеркало и остался доволен собой.
Даже сегодня мне для собственного спокойствия приходится уверять себя, что молодой человек не говорил в действительности этих ужасных вещей. Я верю и надеюсь, что эти слова были вложены в его уста коварным инсценировщиком, но это слабое утешение, поскольку фантазии Стивена всегда соответствовали персонажу. Он даже видел насквозь мое кажущееся безразличие к девушке и понимал, что они с Тони зашли слишком далеко; их бы вполне устроило, если бы я был втянут в непорядочную историю или если бы я, по их грубой логике, потерял всякий интерес к Пупи.
– Конечно, - сказал Стивен, - я преувеличиваю. Несомненно, он чувствовал некоторую влюбленность до самого последнего момента. Его отец описал бы ее, я полагаю, как прекрасную молодую кобылку.
– Что вы собираетесь с ним делать?
– спросил я.
– Вы что, будете бросать монетку или один из вас возьмет голову, а другой хвост?
Тони засмеялся: - О, старина Вильям. Какое у вас извращенное мышление.
– Предположим, - сказал я, - я приду к ней и передам содержание нашей приятной беседы.