Можно дойти пешком
Шрифт:
– Мамочка, - произнес он наконец.
– Неужели ты не узнаешь меня? Это Мартин, мамочка. Это Мартин!
Глаза женщины расширились.
– Мартин?
– Она повернулась к мужу, шепча ему: - Это какой-то лунатик или еще кто...
Роберт Слоун начал закрывать дверь. Мартин схватился было за ручку рамы с сеткой. Она не поддалась.
– Папа, прошу тебя, подожди минутку. Ты не должен меня бояться. Господи боже, да как вы можете бояться меня?
– Он ткнул себя пальцем, как если бы представлял сейчас собой всю логику мира.
– Я Мартин, - повторил он. Неужели вы не понимаете? Я Мартин. Я здесь рос!..
Он видел холодность на их лицах, страх,
– Я ваш сын, - молил он.
– Неужели вы меня не узнаете? Мамочка! Отец! Пожалуйста... посмотрите на меня!
Дверь с треском захлопнулась перед самым его носом, и прошло несколько минут, прежде чем он смог сойти вниз по ступенькам крыльца. Там он остановился, чтобы еще раз окинуть взглядом дом. Вопросы осаждали его, вопросы, которые даже не имели какой-то четкой формы. Бессмысленные вопросы. Во имя господа, что же это здесь творится? Где он? Когда он? Деревья и дома валились на него, он чувствовал, что на него поднимается вся улица. О боже, ему совсем не хочется уходить отсюда! Он должен снова увидеть своих родителей. Он должен поговорить с ними!
Звук автомобильного гудка ударил ему в уши. В соседнем дворе он увидел мальчишку, показавшегося ему знакомым. Парень стоял возле открытого двухместного автомобиля с откидывающимся задним сиденьем.
– Привет!
– прокричал ему мальчишка.
– Привет, - ответил Мартин. Он подошел к автомобилю.
– Ничего штучка, правда?
– опросил мальчишка.
– Первый такой в городе. Отец мне его только что купил.
– Что?
– спросил Мартин.
– Новая машина.
– Улыбка не сходила с губ мальчишки.
– Первый такой. Вот красавец, правда?
Мартин окинул взглядом автомобиль - от переднего бампера до стоп-фонарей.
– Откидное сиденье, - тихо сказал он.
Мальчишка вопросительно наклонил голову.
– Ну, ясно, откидное. Это же тип такой.
– Двадцать лет не видел откидных сидений.
Вышла пауза, и лицо мальчишки попыталось было снова вернуть себе энтузиазм предыдущей минуты.
– Да вы откуда взялись, мистер?
Мартин Слоун не ответил. Он смотрел на автомобиль. Первый такой в городе, сказал мальчишка. Первый. Новехонький. Автомобиль выпуска 1934 года был новехонький...
Уже вечерело, когда Мартин Слоун снова вернулся на Дубовую улицу и остановился перед своим домом, глядя на немыслимо теплые его огни, горевшие в окнах. Цикады трещали так, словно где-то в темноте били пальцами в целый миллион бубнов. В воздухе стоял аромат гиацинтов. Тихое шелестение лиственных крон закрывало луну и странными тенями пятнало остывающие тротуары. Лето, лето было во всем, так хорошо помнящееся лето...
Мартин Слоун исходил множество тротуаров и о многом передумал. С яркой и четкой ясностью знал он теперь, что очутился на двадцать пять лет назад во времени. Каким-то необъяснимым образом ему удалось пробиться через непроходимое измерение. Ничто более не затрудняло его, не томили никакие предчувствия. Теперь у него были цель и решимость. Он хотел бросить вызов Этому прошлому. Он прошел к ступеням на веранде, и нога его ткнулась во что-то мягкое. Это была бейсбольная перчатка. Он поднял ее, натянул на руку, пару раз ткнул кулаком в ловушку, как делал это много лет назад. Затем увидел, что посреди двора стоит велосипед. Он несколько раз тренькнул звонком на руле и вдруг почувствовал, как чья-то рука легла на его руку и погасила звук. Он поднял глаза и увидел рядом с собой Роберта Слоуна.
– Снова вернулись, значит?
– произнес его отец.
– Я должен был вернуться, папа. Это мой дом.
– Он поднял перчатку, которую держал в руке.
– И эта перчатка тоже моя. Ты подарил ее мне, когда мне исполнилось одиннадцать.
Глаза его отца сузились.
– Ты подарил мне и бейсбольный мяч, - продолжал Мартин.
– На нем еще есть автограф Лу Герига.
Долгую, заполненную размышлениями минуту отец смотрел на него.
– Кто вы?
– мягко спросил он.
– Что вам здесь нужно?
– Он чиркнул спичкой, раскурил свою трубку и затем вытянул руку с огоньком, вглядываясь в лицо Мартина в те короткие секунды, пока маленькое пламя еще теплилось.
– Я просто хочу отдохнуть, - сказал Мартин.
– Просто на какое-то время мне нужно сойти с дистанции, Я ведь весь тут. Неужели ты не понимаешь, папа? Я отсюда, я свой, это все мое...
Лицо Роберта Слоуна смягчилось. Человек он был добрый и чувствительный. И разве не было чего-то в этом незнакомце, что пробуждало в нем странные, неясные чувства? Что-то такое, что... похоже, было знакомым?
– Послушайте-ка сынок, - сказал он.
– Может, вы больны. Может, у вас навязчивая идея или еще что. Не хочется вас задевать, и не хочется, чтобы вы угодили в какую-нибудь беду. Но все же вы лучше выбирайтесь отсюда, а то беды не миновать.
За его спиной раздался скрип открываемой двери - это вышла миссис Слоун.
– С кем ты тут разговариваешь, Роб?..
– позвала было она. Увидев Мартина, она тотчас умолкла.
Он подбежал к веранде и метнулся вверх по ступенькам, чтобы схватить ее в объятия.
– Мамочка!
– крикнул он ей.
– Посмотри на меня! Всмотрись в мое лицо! Ведь ты-то узнаешь, узнаешь - правда?
Миссис Слоун выглядела испуганной и попятилась.
– Мамочка! Посмотри же на меня! Прошу тебя! Кто я? Скажи мне, кто я?
– Вы посторонний, - ответила миссис Слоун.
– Я никогда раньше вас не встречала. Роберт, скажи ему, пусть уйдет!
Мартин снова схватил ее и повернул к себе лицом.
– У вас есть сын по имени Мартин, ведь так? Он ходит в Эмерсоновскую школу. Август он проводит на ферме у своей тетки неподалеку от Буффало, а года два назад каждое лето вы ездили на озеро Саратогу и снимали там домик. А когда-то у меня была сестра, но она умерла, когда ей был только год!..
Широко раскрыв глаза, миссис Слоун смотрела на него.
– Где сейчас Мартин?
– спросила она мужа.
Руки Мартина снова крепко сжали ей плечи.
– Это я, Мартин!
– прокричал он.
– Я ваш сын! Вы должны мне поверить. Я ваш сын Мартин.
– Он отпустил ее и полез в карман пиджака за бумажником. Одну за другой он начал вытаскивать из него бумажки.
– Видите? Видите? Вот все мои документы. Удостоверения личности. Прочитайте их. Вот прочитайте, прочитайте!
Он настойчиво совал бумажник матери, но его мать в отчаянии и испуге вырвалась и наотмашь ударила его по лицу. Движение было инстинктивное, но она вложила в удар всю силу. Мартин застыл, бумажник выскользнул из его пальцев и упал наземь, голова его конвульсивно дернулась, ему казалось, что случилась непоправимая ошибка, и он никак не мог поверить, что женщина, стоящая перед ним, не понимает этого. Слабое эхо шарманки донеслось откуда-то издалека. Мартин повернулся и прислушался. По ступенькам мимо отца он сошел на дорожку. Там он снова остановился, прислушиваясь. Затем бросился бежать по самой середине улицы на звуки музыки.