Можно, я попробую еще раз?!

Все написанное ниже я старался придумать сам, не пытаясь взять расхожие байки, известные анекдоты или шутки и, выдав их за свои, блеснуть свежестью мысли.

К сожалению, я не могу утверждать, что все идеи и образы в книге принадлежат мне, вполне возможно, что я что-либо неосознанно и стянул где-нибудь, но делал я это не специально.

И все же предлагаю договориться: если какую-либо мысль или шутку вы никогда не слышали ранее, оставьте за мной хотя бы временное право называться ее автором до тех пор, пока вы не встретите ее где-либо еще. И я всегда готов подтвердить, что, видимо, да, бес попутал, это мог придумать и не я.

Касательно того, что именно послужило основой данной книги, могу

И последнее. В этой книге сюжет не планировался как главное блюдо. Просто, несколько устав от чтения многостраничных творений с пространным сюжетом, призванным скрыть отсутствие мыслей, мне стало интересно сделать нечто противоположное – всунуть множество идей в пытающуюся это выдержать сюжетную канву.

P.S. Боясь огорчить взыскательную публику, алчущую изящной словесности (хотя и не понимаю, как им в руки могла попасть моя книжка), вынужден признаться, что написана она была специально так, чтобы на ее страницах не произошло ни одного убийства. Более того, ни единой любовной истории, проходящей через весь роман и делающей читателей чище и благороднее, тоже не обещаю.

Даже немногочисленной категории подлинных знатоков жанра, умеющих ценить книгу не только по ее толщине и виду картинки на обложке, нелегко будет вспомнить произведение, где нет ни убийств, ни любви и которое, тем не менее, завоевало бы мировую известность и славу.

Впрочем, ничего этого я и не ожидаю, хотя и надеюсь, что пару приятных минут она все же сможет вам доставить.

– Доскопрочтенные маки!

Что?! И этот собирается поступать в нашу Школу Магов?

Да он не может произнести правильно даже приветствие! Мой незабвенный наставник Кали ибн Сальх, пусть вечно гурии расчесывают ему бороду и целуют пятки его сафьяновых туфель, когда в годы своей молодости выступал перед Советом, говорил таким голосом, что птицы замирали от восторга в полете, а каменные львы садились в изумлении на задние лапы!

А какая у него была грация! Казалось, будто все детство он носил на голове кувшин с кипящей лавой! (Правда, если ориентироваться на его брюшко, он, видимо, проглотил того, кто посмел предложить ему подобный способ передвижения). [2] И даже внушительный живот только придавал ему дополнительную солидность и величественное изящество.

А с какой интонацией достопочтенный учитель умел читать заклинания! Столь прочувствованно, что даже грубые ифриты украдкой вытирали слезу. А этот даже стандартное приветствие – «достопочтенные маги» – выговорить не может без ошибок.

– Ну-ка, в качестве вступительного вопроса, попробуй произнести формулу, встречающуюся в каждом втором заклинании:

– …Именем Твоим повелеваю!

– Имеем, творим, поливаем!

Волшебник, услышавший данную трактовку из уст абитуриента, начал стремительно наливаться краской. Причем его лицо, будто некий старательный маляр для надежности покрывал холст несколькими слоями краски, приобрело последовательно сначала ровную розовую, потом прозрачно-красную, затем грязно-бурую и, наконец, темно-фиолетовую окраску. Котел его терпения приготовил зелье, и оно обрушилось на голову бедного кандидата в студенты самой известной и старой во всем Гертале Школы Магов.

– Что «имеем»! Что «творим»? Вон!!! – Казалось, что такая формулировка (давайте признаем сразу – несколько вольная), по мнению волшебника, была способна обрушить устои всей научной школы и поставить под сомнение основы основ самой магической науки. – Вон!!! – повторил он, и лицо его пошло пятнами, как если бы каждое произносимое им слово немного выпускало пар из котла и кожа на отдельном участке принимала нормальный, бледный цвет.

Наша история готова была закончиться, не успев начаться, но в этот момент заговорил другой профессор магии. Если первый имел черную ухоженную бороду клином и брови, напоминающие пантер перед прыжком, то второй – белый с золотым отливом цвет волос и удивительно открытое лицо с глазами, в которых молодость сочеталась с умом (последний, правда, явно преобладал). Это был председатель совета, легендарный Цсамун. Он крайне редко выходил из своей лаборатории, находившейся в башне на окраине города, и за последние сто лет, быть может, посещал приемные экзамены всего пару раз, поэтому чаще всего его замещал один из действующих профессоров Школы.

– Как имя твое, юноша?

– Урчи.

Имя нашего героя на самом деле было Урчил (с ударением на первом слоге), но дело в том, что обладал он талантом, который ставил под сомнение мечту всей его жизни. Мечтой его, конечно, было стать магом, и в самых радужных фантазиях видел он себя летящим на белом облаке по улицам Гертала с венком на груди и магической книгой под мышкой, совсем как Цсамун, победивший в годы своей молодости полчища варваров с северных берегов Ализора.

А талант у Урчила был действительно выдающийся, хотя нельзя сказать, что положительный и завидный, – его речь была способна довести до икоты неподготовленного слушателя. Он путал слова, звуки и буквы, легко менял местами слоги, неправильно ставил ударения, глотал любую часть слова. Что еще страшнее – чаще всего из одного правильного слова он умудрялся сделать другое, хоть и неправильное по смыслу, но имеющееся в полном толковом словаре магических фраз и словосочетаний последнего издания.

А ведь даже последний садовник или старшая повариха Школы Магов, не интересующаяся ничем, кроме своей дочки (обладательницы баса и длинных, как у гориллы, рук, которыми она норовила залезть во все блюда сразу), не говоря уже об обычном жителе Гертала, где все буквально пропитано магией, – все знали, что самое важное в заклинании – правильно произнести его слова. Здесь важно все: и порядок слов, и интонация, мысли, которые у тебя в данный момент в голове, и даже физиономия, которую ты скорчил, пока произносишь формулу заклинания. А если произнести не так, так ведь и случится не то.