Можжевеловый Холм
Шрифт:
Я притормозил на повороте к дому, съезжая с шоссе на нашу тихую дорожку.
— А что насчёт Харрисона?
— Твой отец? — спросила Мемфис. — А что с ним?
— Нет, имя. Харрисон.
— О, — она провела рукой по своему животу. — Я думаю, это было бы прекрасно.
— Я тоже, — я улыбнулся. — Тогда следующего мы можем назвать Энни, в честь мамы.
Она засмеялась.
— Ты уже думаешь о следующем, а этот ещё даже не родился.
— Ты можешь выбрать для двоих после этого.
Мемфис покачала головой, ее шоколадно-карие глаза сверкали.
— Ты хочешь пять? Для меня это новость.
— Я согласен на шесть.
— Пять, — она провела линию в воздухе. — Это мой предел.
— Пять так пять, — я заехал в гараж и, как только грузовик остановился, склонился над консолью, чтобы закончить поцелуй, который я начал ещё в больнице.
Лофт был практически пуст с тех пор, как Мемфис переехала. Но каждый раз, поднимаясь по лестнице, я вспоминал ночи, которые я провел, расхаживая по этажу.
Ночи, когда я влюбился в маленького мальчика. И в женщину моей мечты.
Лучшие ночи на Можжевеловом холме.
РАСШИРЕННЫЙ ЭПИЛОГ
НОКС
Мимо кухни пронесся ребёнок, голый, как в день своего рождения. Её тёмные волосы были мокрыми, вода стекала по спине.
— Энни, притормози.
— Хорошо, папочка! — Энни не говорила, она кричала. Каждое слово произносилось с максимальной громкостью, на которую она была способна. Ей было пять лет, и через пару недель она пойдет в детский сад.
Мемфис надеялась, что её учителя смогут убедить её не кричать.
Я не терял надежды.
— Дрейк! — крикнул Харрисон из комнаты, которую они делили. Мальчики жили вместе уже три года, но не потому, что у нас не было места, чтобы у каждого из них была своя комната, а потому, что однажды они решили устроить ночевку и с тех пор не расставались.
— Что? — крикнул Дрейк со своего места на кухне.
— Хочешь поиграть в «Nintendo»?
— Не сейчас. Я помогаю папе готовить ужин.
Это была наша традиция по понедельникам. Ресторан был закрыт, а у детей редко бывали школьные или внешкольные занятия по понедельникам, так что этот вечер превращался в семейный ужин.
Мы проводили много времени с моими родителями, братьями и сестрами. Мои родители никогда не пропускали ни одного танцевального концерта или спортивной игры, независимо от возрастной группы. Мама и папа по-прежнему присматривали за малышами в течение недели. Лучшими друзьями детей были двоюродные братья и сестры, и ночевки были обычным явлением.
Но по понедельникам были только мы. Понедельники были для ужинов с макаронами и десертов из печенья.
И за последний год Дрейк стал моим добровольным су-шефом.
Я положил руку ему на плечо, наблюдая, как он замешивает тесто для пасты.
— Ещё немного.
— Окей. Тогда я могу его раскатать?
— Да. Я поставлю воду, — я оставил его заниматься своим делом и пошёл по кухне, наполняя кастрюлю водой. Затем я проверил, как запекается курица в духовке.
Я получал огромное удовольствие от готовки в «Наклз». Я экспериментировал и играл со вкусами. Меню постоянно менялось. Но больше всего мне нравилось готовить вот так.
Простая еда, которую любят дети. И готовить вместе с моим мальчиком.
Его любовь к кулинарии, возможно, и не продлится долго. Но, возможно, если мне повезёт, это будет то, что мы всегда сможем разделить. Мама всегда говорила, как сильно Дрейк напоминал ей меня в этом возрасте.
Он был похож на Мемфис, но в остальном он был моим.
Мой сын.
Из коридора донеслось кряканье, опередившее Бриггса, когда он босиком маршировал в гостиную. Кря. Кря. Кря. Он крякал при каждом шаге.
Папа подарил ему приманиватель уток этим летом во время одной из поездок на ранчо — в один из тех дней, когда у мамы было полно дел по дому, и папа брал с собой пару детей, чтобы осмотреть скот и лошадей.
Бриггс спал с приманивателем уток. Он принимал ванну и ходил с ним.
Этот гребаный приманиватель уток вот-вот должен был пропасть.
Кря.
— Отдохни от кряканья, приятель.
— Но, папа, — всё тело моего трёхлетнего ребёнка обмякло, и он рухнул на колени. — Мама не разрешила мне крякать весь день. Она сказала, до обеда.
— Хорошо, — я поднял руку. — Но потом мы его уберём, чтобы утки могли сегодня поспать.
Кря. Кря.
Два кряканья — «да». Одно кряканье — «нет».
Мы назвали Бриггса в честь моего дяди, человека, который в детстве был для меня примером для подражания. В последние несколько лет его слабоумие усугубилось, и он редко узнавал кого-то из нас, когда мы навещали его в доме престарелых. Но всякий раз, когда мы привозили все нашу команду, чтобы поздороваться, мы представляли детей, и на его лице появлялась огромная улыбка, когда он узнавал имя Бриггса.
Ну, знаешь что? Меня тоже так зовут.
Мой телефон зазвонил на стойке, и я поднял его, зажав между плечом и ухом, когда брал скалку у Дрейка.
— Привет, Грифф.
— Привет. Мне нужна услуга.
— Какая услуга?
— Уинн только что вернулась домой. Она заглянула в школу и разговаривала с одной из девушек на ресепшене. Узнала, что Уильям переезжает.
— Что? Когда? Я разговаривал с ним всего два дня назад.
У Уильяма был сын в пятом классе Хадсона и Дрейка. Он тренировал их команду по флаг-футболу с детского сада.