Мрачно темнеющий свет
Шрифт:
– Хорошо. Я организую сопровождение.
– Я тебя обожаю! – Она взъерошила ему волосы на макушке. – Я пошла наверх. Спокойной ночи.
Элиза поцеловала меня в щеку и вышла из комнаты. Блэквуд проводил ее взглядом.
– Мы ведь не в последний раз слышим о Фоксглаве, не так ли? – спросила я, присаживаясь к огню.
Бедная Элиза. Все свои привилегии она получила дорогой ценой: делая то, что велели ее отец или брат. Мне становилось плохо от одной этой мысли.
– Я не хочу, чтобы она об этом беспокоилась. Не сейчас, – вздохнул он.
Я открыла свои бумаги на описании колдунов предреволюционной Франции.
– Это из твоего колдовского сундука, не так ли?
– Тут интересно. Тебе бы почитать, – проговорила я.
– Уайтчёрч велел тебе держаться от всего этого подальше. Ты вообще когда-нибудь слушаешь старших?
– Да. Когда я думаю, что они правы.
Он разве что не застонал:
– Почему бы тебе вместо этого не почитать романы?
– Я разложила все по датам. Посмотри.
Упорядочивание всего делало меня счастливой. Когда я была маленькой, мне нравилось раскладывать книги в библиотеке Бримторна по алфавиту. Иногда за угощение я сортировала их по цвету. Я пыталась увлечь Рука, но он падал на пол и притворялся, что умер.
Блэквуд ущипнул себя за переносицу, но затем все-таки сел на диван рядом со мной; сиденье прогнулось под его весом, и я успокоилась.
– Ты считаешь, здесь есть что-то, что может нам помочь?
– Любая деталь о Релеме, неважно, насколько незначительная, могла бы меня на что-то натолкнуть. – Я отложила одну из бумаг. С удовольствием задержалась бы на войнах Наполеона, но мне надо работать быстро.
– А какие незначительные детали ты ищешь?
– Все книги, которые я читала о Древних и их тактике, попали ко мне от ученых-чародеев. Никто не исследовал колдовскую теорию.
– Колдунам нет большого дела до войны, – равнодушно произнес Блэквуд. – Орден об этом позаботился.
Публичное использование колдовства было запрещено в Англии более десяти лет. С теми, кого на этом поймали, делали ужасные вещи. Вот почему я так отчаянно испугалась, когда Микельмас открыл мне мое колдовское происхождение.
– Тогда подумай. Если я найду что-то полезное, это могло бы изменить мнение Императора о колдунах. – Я, конечно, не ждала этого с затаенным дыханием, но не оставляла надежды.
Дверь открылась, и лакей внес поднос с изысканным чайным сервизом. Он поставил поднос перед нами на стол и разлил по чашкам дымящийся шоколад. Аромат немедленно согрел меня, и да – здесь была тарелочка с имбирными хлебцами, моими любимыми! Блэквуд вручил мне чашку; он выглядел довольным собой.
– Откуда ты знал, что я приду сюда с бумагами? – Я тут же схватила хлебец.
– Ты всегда читаешь по вечерам. Я слишком хорошо тебя знаю.
– О! Я, наверное, очень скучная.
Блэквуд на минуту задумался.
– Нет. Я думаю, мне нравится тебя предвосхищать.
– Что, я так предсказуема? – Я подула на шоколад и сделала глоток.
– Мне нравится старая добрая рутина. – Он с пристальным вниманием стал читать какую-то бумагу из стопки, а читая, положил руку на диван и коснулся края моего платья. Я немного отодвинулась. Конечно, это ничего не значило, но я не хотела, чтобы ему стало слишком комфортно.
– Хочешь мне помочь? – В конце концов, у меня была порядочная кипа бумаг. Но Блэквуд быстро отложил то, что читал.
– Мне действительно не надо в это ввязываться. – Он покосился на бумаги, как будто они кусались. – Но сообщи, если что-нибудь найдешь.
Блэквуд нагнулся, чтобы поднять несколько разлетевшихся листов. Его взгляд остановился на одном из них: они и правда были интересными. Он легко и непринужденно сел на пол. Когда я впервые его повстречала, сама мысль о Блэквуде, сидящем на полу, была бы нелепой. Как все изменилось за несколько месяцев!
– Если я найду что-то важное, ты будешь первым, кому я сообщу, – сказала я.
– Хорошо, – Блэквуд снова уставился на огонь, он был где-то очень далеко.
– Что такое? – спросила я.
Он покачал головой.
– Ничего. Читай сколько хочешь. – Он снова поднялся на ноги с грациозностью кошки и ушел.
Пока ползли час за часом, единственным звуком в библиотеке было долгое потрескивание в очаге. Я ела хлебцы, стараясь не разбрасывать повсюду крошки, и читала, пока у меня не стало рябить в глазах.
Следующие два дня все повторялось. Подъем, тренировка с Валенсом, патрулирование барьера, когда была моя очередь, а вечером – чтение в библиотеке. Я дотошно прочитывала каждый клочок бумаги, но в основном они были бесполезны.
Магический сундук извергал совершенно странные штуки. Я нашла оловянного солдатика, который превращался в живую гусеницу, если до него дотронуться. Еще попалась пудра, из-за которой моя кожа зачесалась и сделалась зеленой, затем – двадцать пустых нюхательных коробочек и крошечное ручное зеркальце с чем-то похожим на отпечаток большого пальца в центре. Когда я коснулась отпечатка, на две секунды меня посетило очень яркое, мелькнувшее как молния видение: молоденькая девушка, примерно моего возраста, с темной кожей и прекрасными яркими глазами. На ней было розовое вечернее платье, и она улыбалась. Видение исчезло, когда я от удивления выронила зеркало.
Действительно, у Микельмаса был миллион секретов.
Истории о знаменитых и вспыльчивых колдунах заполняли страницы его книг; истории Великой Банной войны 1745 года, в которой Эстер Холлоуэй и Тобиас Смолл участвовали в дуэли, чтобы проверить, кто одним лишь волшебством мог отстирать все белье в Лондоне. Были упоминания Ральфа Стрэнджвейса, основателя английского сообщества колдунов и его диковинных способностей вызывать из ниоткуда зверей и извлекать из земли золото.
Но когда дело касалось войны с Древними, можно было найти только стандартный набор событий: Микельмас и Уиллоубай (и отец Блэквуда, Чарльз, но вот этого кусочка не было ни в одной книге) разорвали реальность, проделав в ней дыру, двенадцать лет назад. Релем и его монстры пришли через эту дыру. Даже спустя все это время о самом Релеме было известно очень мало. В его власти была способность не задумываясь содрать с кого-нибудь всю кожу и мясо, и было ясно, что еще у него были какие-то физические способности: в конце концов, я встречалась с ним на волшебной астральной плоскости. Но, может быть, у него были и другие способности? Что, если он показал нам не все? Наши знания о нем были схематичными, даже по сравнению с тем, что мы знали о других Древних.