Мрачные сказочки Гренлока
Шрифт:
– Ррррр! – все, что я могла на это сказать.
В этот, полный боли и напряжения, момент дверь распахнулась, и из спальни вышла Сэйни, вся в лучах полуденного света.
– Что тут у вас? Кричите и рычите.
Хорошо ей – дрыхнуть до обеда, ее-то куратор только глазки ей строит, а никак не дорожку в преисподнюю выкладывает.
– У нас тут волос декана! – прыснула Уна.
Я посмотрела на нее с подчеркнутым раздражением. Все это походило на первоапрельский розыгрыш, а никак не на настоящую тему для работы. Но дело было щекотливым. Вернись я к нуме Антинуйе с вопросом о разумности, и на меня тут же обрушится обвинение в неуважении, пожалуюсь декану – весь Ковен никогда мне этого не забудет. Выходила
Сэйни вырвала у меня бумажку и начала читать сама:
– «…ноготь бугриуса, толченая кожа змеедавки, жилкоплещ бледнорогий, златоглавка ворсистая…», а почему сразу не сопля из правой ноздри чупакабры? Или понос больного носорога?
– Две унции! – расхихикалась Уна.
– С чупакаброй бы проблем не было, кстати, – задумчиво отозвалась я. – У отца Луки наверняка найдется хотя бы одна… да и носорог… скорее всего, трехрогий, конечно…
– А это что? – присмотрелась Сэйни и, потеснив Уну, положила бумажку на самое светлое место на подоконнике прямо рядом с Зевусом, который не обратил на нее никакого внимания, даже ухом не повел.
– Где?
– Ко…ки… китовий ус?
– Не может быть, тогда был бы «китовый»! – поправила Уна.
Я вздернула руки, сотрясая воздух.
– Да черт бы разобрал ее подчерк! Наверняка писала так, чтобы никто не догадался какой ответ правильный!
– Да, похоже на «котовий», – задумчиво промямлила Сэйни.
– Почему не «кошачий»? – резонно вопросила Уна.
– Потому что мадам – приверженка Латунного века и любит архаизмы! – взвыла я, расхаживая по комнате. – Котовий! Китовий! Кит… – я развела руки на немыслимую щирину, – …кот! – я сузила их до масштаба Зевуса, быстренько примерившись к нему и замерла, впившись в него взглядом.
Видимо мои глаза засветились болезненными искрами, потому что Уна тут же закрыла Зевуса собой, успев отгородить его от моих резко протянутых цепких рук. Сэйни же схватила меня за талию, пытаясь оттащить от источника ценного ингредиента, а я вопила:
– Ус! Котовий ус! Кот маленький! Кит большой! У кота когти! У кита плавники! Кот пушистый и теплый, а кит лысый, гладкий и мокрый! Кот близко, а кит далеко! Как я буду выдирать ус у кита?! У него вообще есть усы? Дайте мне кота! У него много, зачем ему столько! Подумаешь, ус! Да он их десятками по комнате роняет, а потом Фуф ими вместо зубочисток пользуется! Отдайте кота, сволочи! Вы мне не подруги! Ведьмы! Чтоб вас всех загребли рыцари Ордена на экзекуции! Какого-то кота, и без того драного, вам жалко для родной меня! Да моя бабуленька…
Когда я начинала вспоминать Зловещую Розамунду, это свидетельствовало о крайней степени моего отчаяния и дереализации, так что Уна с Сэйни спешно вынесли меня из комнаты, оставив там шипящего и заметно округлившего и глаза, и спину Зевуса, и так и понесли на улицу в ближайший ромбар, а я продолжала крючить пальцы и пытаться схватить ими пробегавших кошек и иногда вцепиться в кого-нибудь из подруг. Ради равновесия я еще отчаянно дрыгала ногами. Такие приступы случались у меня не часто, всего-то парочку раз, вследствие моей сверхэмоциональности, но, согласитесь, в тот день у меня была весомая причина.
И как на зло по пути наша дурная троица наткнулась на университетскую дружину, которая набиралась из числа самых качковатых студентов. Они, наверняка, должны были что-то сделать, вместо того, чтобы ржать во все глотки и показывать на меня пальцами, но этого не случилось. К несчастью, там был один парень, перед которым мне хотелось выглядеть феей, а не надышавшейся газов пифией. Я заметила его краем глаза и взбесилась пуще прежнего, однако это лишь сподвигло меня сооружать более изящные позы, какие можно было запечатлеть на картине. От неожиданности я даже запела старинную оду. Заслышав сие, Сэйни с Уной побежали еще быстрей. Вися вниз головой и бороздя волосами траву, я видела Альказара среди этих недорослых идиотов. Он один не смеялся, а только морщил лоб и кривил свои красивые губы.
Я уверена, что у каждого человека есть некие маркеры общества, – люди, которые вроде как задают нужный тембр. Например, в моем галлюциногенном мире Альказар представлял собой мерило неземной идеальности, наподобие статуй, в изобилии обнимающих фасады ГУТСа, и, хоть я и не была в него влюблена, мне всегда хотелось, чтобы он тоже видел во мне нечто не менее прекрасное. По крайней мере, по нему я калибровала свою женственность, если можно так выразиться (разумеется, представляя себя в роли его спутницы). Однажды заметив его по пути в универ сидящим на каменном ограждении лестницы и смотрящим вдаль, я так залюбовалась, что не заметила бордюр и упала на газон, разбросав все свои учебники. Ко мне тут же подошел коренастый широкоплечий светловолосый парень и деловито завис между мной и солнцем.
– Помочь?
– Да нет, конечно, проходи мимо, оставь меня тут валяться с вывернутой лодыжкой! – проворчала я, моя женственность быстро дала сбой.
– А… ну ладно! – тут же отрапортовал курчавый и повернулся.
– Стоять! – гавкнула я. – Ты что совсем тупой?
Так мы и подружились с Луки. А Альказар тогда так и не заметил, что случилось почти у него под носом. Да, там было много студентов… и я даже видела вдалеке неподвижную фигуру Айко, который смотрел прямо на меня, когда Луки помогал мне подняться. Подходить он не стал.
Уже вечером, когда я почти пришла в себя после нескольких кружек рома, мне удалось-таки договориться с Уной путем выдавливания из нее жалости, а также при помощи разумных доказательств и угроз. В общем, она согласилась достать мне «котовий ус». Я облегченно вздохнула. Хоть один ингредиент. «Ох, и знатное же выйдет дерьмецо из этого рецепта…» – думалось мне. И сейчас, когда все ингредиенты были уже почти собраны, я снова и снова всматривалась в эту ненавистную бумажку с заданием, пытаясь определить все-таки «кот» или «кит»?
Сказочка третья, о сотворении мира, курицах и яйцах
– Когда-то давным-давно-предавно, миллиарды и квинтилиарды столетий назад, в общем, так давно, что ученые не придумали для этого цифр, в космосе плавало маленькое зернышко. Точнее, пребывало, летело, или что-то в этом роде. Здесь важно то, что оно летело и никого не трогало. Так прошли еще миллионы лет, пока однажды его не проглотила огромная черепаха, которая тоже никого не трогала, всего лишь путешествовала по своей орбите и случайно открыла рот, так как увидела очень красивую комету. Спустя еще какой-то длинный промежуток времени, семечко внутри черепахи проросло и превратилось в могучее дерево, которое, спустя еще сотни лет, развило над черепаховым панцирем пушистую и привлекательную крону. Как можно догадаться, еще через какое-то время на дереве выросли плоды. Древние цивилизации Авесказары уверяют нас, что это были китята. Они висели на ветках головами вниз и раскачивались, пока не дозревали в больших китов, не отрывались и не уплывали в великий космос. Когда же они возвращались к родному дереву, которое, к слову сказать, было китодубом, чтобы свить гнезда, то приносили с собой много космической пыльцы. Со временем эта пыльца, в изобилии кружившая вокруг черепахи и дерева, образовала оболочку, которая становилась все толще и прочнее, пока не превратилась в кору. Так, согласно преданиям, появилась наша планета Авесказара-1. Ученые присвоили ей порядковый номер, дабы утвердить ее изначальность перед возможными другими Авесказарами из параллельных миров.