Мрак остаeтся
Шрифт:
Тень улыбки исчезла с его лица. Теперь во мраке был различим лишь бледный суровый овал. Лирит минуту раздумывала, затем приблизилась к нему и положила руки ему на плечи. Для юноши, прожившего на свете шестнадцать зим, он имел хрупкое телосложение, однако их рост был одинаков, так что она смогла заглянуть в его зеленые глаза.
— Послушайте меня, лорд Теравиан. Вы должны поверить мне, я знаю, что такое, когда тебя бросают. Я уже кое-чему успела научиться в жизни. Очень жаль, что я не понимала этого раньше. Я хочу поделиться своим опытом с вами. Хотя другие могут отказаться от вас,
Он не ответил, но его взгляд приобрел странную задумчивость. Лирит убрала руки с плеч юноши.
— Теперь я должна идти… на сборище, как вы назвали его. Но я еще вернусь и поговорю с вами. Обещаю.
Он покачал головой, глядя не на нее, а на тень.
— Нет, ты ошибаешься. Ты скоро уйдешь. Холодное дуновение воздуха коснулось кожи Лирит.
— О чем вы говорите?
Теравиан лишь пожал плечами, после чего развернулся и побрел по коридору.
Спустя несколько минут Лирит, задыхаясь, пробежала под сплетенной из ветвей аркой и оказалась в храме в самой глубине садов Ар-Толора. Сферы с ведьминым огнем свисали с высоких ветвей, наполняя долину зеленым свечением.
Две сотни колдуний (молодые — справа, старшие — слева) стояли, повернувшись лицом к мраморным возвышениям в дальнем конце храма. Похоже, Лирит прибыла самой последней. На возвышении она разглядела три фигуры: одну — в белом, вторую — в зеленом и третью — в пепельно-сером. Женщина в зеленом что-то говорила.
— … и появится на свет новый узор. Узор, в который сплетутся все нити. Узор, который будет служить нам проводником все следующие луны. Итак, именем всех богинь, да сплетутся же этой ночью воедино все наши нити!
Лирит облегченно вздохнула. Она пропустила заклинание, открывающее шабаш, но само плетение еще не началось, хвала Сайе. Разумеется, Иволейна не смогла бы упустить из виду тот факт, что в узоре отсутствует нить Лирит. Более того, узор представлял собой то, что связывало между собой всех колдуний, что возвышало их над простолюдинками — торговками и деревенскими знахарками. Лирит не хотелось оказаться за пределами этого узкого круга посвященных.
Иволейна кивнула Эйрин и Сенраэль, и те шагнули вперед. Эйрин несла в руках маленький сверток, обернутый черной материей, а Сенраэль сжимала в руках серебряную чашу. Все вместе — Дева, Матрона и Старуха — они произнесут Верховное Заклинание еще до того, как начнется плетение узора. Стараясь изо всех сил остаться незамеченной, Лирит начала торопливо пробираться сквозь толпу.
— Не думай, что мы не видим того, что ты творишь, — раздался чей-то резкий голос.
Лирит замерла. Неужели кто-то заметил ее опоздание? Однако ни одна из колдуний в этот миг не смотрела в ее сторону. Наоборот, все смотрели прямо перед собой, и на лицах у всех женщин одновременно выражались потрясение и интерес.
Высокая стройная ведьма в зеленом платье приблизилась к возвышению. Лирит удалось разглядеть лишь горделивые очертания ее скул. В огненно-рыжие волосы были искусно вплетены зеленые самоцветы.
Это была Иволейна. В ее прозрачных, как лед, глазах отражался свет ведьминого огня, придавая им цвет
— Не понимаю тебя, сестра Лиэндра. То, что я делаю, делалось всегда. Я призываю к плетению узора.
— Ну да. Узор. — Лиэндра подняла тонкую изящную руку. — Ты, кажется, торопишься. Неужели ты так боишься дать нам слово, прежде чем начнется плетение?
По толпе, подобно ветру в роще, пронесся ропот. Иволейна недоуменно развела руками.
— О чем же можно разговаривать перед плетением, сестра Лиэндра? Разве не все нити и не все голоса переплетутся в материи узора?
— Все так, верно, — проговорила Лиэндра. Теперь ей уже не нужно было искать предлог, чтобы заговорить с Иволейной, и она повернулась лицом к присутствующим. — Но все же есть вопросы, которые необходимо высказать перед плетением… Вопросы, произнесение которых придаст красивую окраску нитям, прежде чем их вплетут в узор. — Лиэндра снова повернулась к кафедре. — Разве не этого ты пыталась избежать своей спешкой, Матрона?
— Прошу тебя, выскажись, сестра, — холодно промолвила Иволейна. — Я не побоюсь твоих вопросов.
Ее голос звучал, как всегда, ровно, но Лирит заметила, что королева сохраняет спокойствие из последних сил.
— Я бы не стала утверждать это с непоколебимой уверенностью, — сказала Лиэндра. — Но уступлю твоему желанию и не стану понапрасну тянуть время. Я бы и сама хотела поскорее увидеть узор. Поэтому задам только один вопрос. Почему им было позволено находиться в замке, в то время как продолжается наш Верховный Шабаш?
— О ком ты говоришь, сестра?
Шиканье и шепот вновь прокатились по роще, и стало ясно, что всем прекрасно известно, о ком говорит Лиэндра. Тем не менее колдунья все-таки произнесла их имена, и ее губы скривились в презрительной ухмылке.
— Я говорю о Мелиндоре Сребролунной и Фолкене Черной Руке. Всем хорошо известна их репутация. Они вечно вмешиваются в чужие дела. Ответь, зачем они приехали сюда? Разве не для того, чтобы следить за нами? Было бы разумнее поскорее выставить их вон.
— Извини, сестра, — произнесла Иволейна резким тоном. — Я не подозревала, что тебе неведомы законы гостеприимства, все еще бытующие в этих доминионах. Я объясню их тебе. Когда люди, не сделавшие ничего дурного, просят приюта, его должно предоставить.
Лиэндра дрогнула под силой слов Иволейны. Если кто-то и забыл, что Иволейна — не только Матрона, но и королева, то сейчас об этом вспомнили все. Колдунья может подвергнуть сомнению решение Иволейны в роли Матроны, но ни в коем случае не посмеет оспорить ее решение в качестве правительницы Ар-Толора.
Тем не менее Лиэндра расправила платье и снова продолжила:
— Ты говоришь, что должна предоставлять приют тем, кто не сотворил ничего дурного? — Даже на расстоянии Лирит разглядела предвещающую опасность улыбку на лице Лиэндры. — Но разве бард Фолкен своей собственной рукой не вызвал падение Малакора? Все легенды гласят, что это было именно так. Да и сам он никогда этого не отрицал. Я бы сказала, что разрушение целого королевства можно считать сотворением дурного.