Мрак под солнцем
Шрифт:
— Так вот почему мы все там быстро заснули, — засмеялась Инес, — а я обычно не могу спать в самолетах. Этот милый старичок оказался вашим агентом.
— Возможно, — улыбнулся Бернардо. Ему нравилось с ней разговаривать.
Она потушила сигарету об коробку и не стала бросать окурок на землю, а положила его в полупустую коробку.
— Самое интересное — мне тоже позвонил мой связной и сказал то же самое.
— Я думал, что Мануэль — это не псевдоним, — признался Бернардо.
— Так вы с ним встречались. Теперь все ясно. Мануэль — личность легендарная. На Кубе говорят,
— Да, конечно. Убийц до сих пор не нашли.
— И не найдут, — улыбнулась Инес. — Тогда операцию в Асуньоне проводили под личным руководством Мануэля Вальеса.
— А второй Мануэль? — спросил Бернардо. — О нем я никогда не слышал.
— Не может быть. Это еще более легендарная личность, его называют «Рыжебородым». В настоящее время он один из руководителей кубинской разведки. [15]
— Я давно не бывал в Латинской Америке, — смущенно пробормотал Бернардо.
15
Мануэль Пиньейро Лосадо возглавлял особую разведку Кубы, называемую УА — Управление Америки, занимавшееся вопросами оказания помощи латиноамериканским государствам.
— А мне показалось, что вы мексиканец или кубинец. Вы тогда еще так изящно выразились. Или я ошибаюсь?
— Нет, — признался Бернардо, — я действительно латиноамериканец. Мои родители из окрестностей Бокая, из Никарагуа.
— Как ваше настоящее имя? — спросила Инес. Он не произносил этого имени шестнадцать лет.
— Бернардо Рохас, — ответил он, глядя в глаза женщине. Она первой отвела взгляд.
— Я так и думала, — сказала Инес, — вы были совсем не похожи на них. Значит, вы вернулись почти на родину. А когда вы уехали из Никарагуа?
— Примерно тогда, когда вы поженились, — ответил Бернардо.
— И с тех пор ни разу не были у себя на родине? — изумилась она. — Неужели ни разу не были?
— У меня там погибли все — мать, отец, младший брат, всех убили ворвавшиеся сомосовцы. Я тогда был совсем молодым парнем, и меня тяжело ранили. Потом меня отправили в Москву. С тех пор я и не возвращался сюда.
— У вас была сложная жизнь, Бернардо, — задумчиво сказала Инес, — мне казалось, что вы нахальный «Джеймс Бонд», а вы, оказывается, почти мой земляк. Нужно вернуться назад, кажется, будет дождь.
Обратно они возвращались в полном молчании. Она шла медленно, и он умело управлял своим креслом, стараясь держаться рядом.
Дождь хлынул неожиданно, как это бывает в этих местах.
Словно кто-то вдруг сорвал занавес, скрывающий эту массы воды.
— Давайте сюда, — предложила Инес, показав на соседнюю беседку.
Она деликатно не стала бежать, пока он не развернулся и не направил кресло к беседке. Оба почти сразу стали мокрые, словно каждого из них долго поливали водой. Инес счастливо смеялась.
— С
— А у нас говорили, что такой дождь может уничтожить весь урожай, — вспомнил Бернардо.
— У вас есть жена или дети в России? — спросила вдруг Инес.
— Вы уже спрашивали меня об этом два раза. У меня действительно в России никого нет. А почему вы все время спрашиваете?
— Просто я попросила, чтобы это был и неженатый человек. Не хотела чувствовать себя какой-то воровкой. Пусть эта женитьба и дурачество, пусть она объявлена для вашего алиби и дальнейшей легализации, пусть она ни к чему не обязывает и лишь пустая формальность — все равно, не хотела иметь рядом женатого мужчину. Мне казалось, он всегда будет меня сравнивать со своей собственной женой. Для меня это ужасно.
Дождь, казалось, решил пробить крышу беседки — с такой интенсивностью он застучал длинными очередями.
— Нам нужно ехать на Кубу, — напомнил Бернардо.
— Если это нужно в интересах дела, — кивнула Инес, — конечно, поедем. Жаль, что мы не останемся в нашей асиенде. Я так люблю свой дом. По существу, это единственное родное место для меня.
— По-моему, этот дождь будет лить до утра, — посмотрел на пригибающиеся под напором воды листья Бернардо, — может, мы постараемся все-таки добежать до дома?
— Земля размокла, — спокойно заметила Инес, — мне всегда не нравился асфальт в саду. Будто нечто чужое среди первозданной природы. Вам будет трудно передвигаться в вашем кресле.
— Да, — горько сказал Бернардо, — я и так был похож на альфонса, согласившегося жить за ваши деньги, а теперь я совсем никчемный инвалид, который просто сидит у вас на шее.
— Не нужно так говорить. Никто не виноват в вашем ранении.
— Конечно. Никто, кроме меня. Я ведь обязан был понять, что происходит, когда пуля пробила стекло. У меня было полсекунды. А я вместо этого просто стоял, как готовая мишень. Вот мне и продырявили ногу.
— Кто это мог быть, по-вашему? — спросила Инес.
— Понятия не имею. Кроме Мануэля, я вообще ни с кем не встречался. Раньше я подозревал его, но после ваших слов понял, что ошибался. Тогда кому и зачем понадобилось стрелять мне в ногу? Судя по расстоянию, этот снайпер стрелял минимум с расстояния в семьсот — восемьсот метров. Значит, был очень хороший стрелок. Почему он стрелял мне в ногу, а не в голову или, в крайнем случае, — в сердце? Вот этого я понять никак не могу. Впечатление такое, что этот неизвестный снайпер специально метил мне прямо в ногу. Но тогда получается глупо. Зачем лишать меня ноги? А может, это был кто-то из ваших поклонников?
— Надеюсь, что среди моих поклонников нет таких идиотов, — улыбнулась Инес, — но я думаю, что здесь действительно скрыта какая-то тайна, хотя после того, как ты сказал мне, в какой стране ты родился, все несколько изменилось. Мне кажется, что ты немного ошибаешься. Снайпер даже стрелял не в тебя, а в меня. А может, и в нас обоих. Это мог быть бывший сомосовец, каким-то образом узнавший о моем участии в той операции, в Парагвае.
— Ты участвовала в убийстве Сомосы? — изумился Бернардо.