Мрак, сомкнись
Шрифт:
Мы хотим, чтобы можно было подвергать свою жизнь опасности и страдать, чтобы мы могли поступать Глупо, чтобы нам было можно даже умереть!
Такие планы ненавистны нашим старейшим, для которых любая перепуганная мышь, раненый воробей и тигр, пылающий в пустоте ночи, имеют одинаковую ценность. Правительство хочет, чтобы рядом с каждым солнцем мерцал голубой огонек охранителя, чтобы каждую планету патрулировал крейсер охраны порядка, чтобы полицейские корабли кружили в межзвездной пустоте — везде легавые, замутняющие светлые, чистые, как кристалл, звезды.
Тысячу лет тому назад правительство хотело ограничить свободу — свободу свободным, строптивым, незакабалённым
Сто лет тому назад мы предстали перед судом. Вскоре стало ясно, что мы проигрываем процесс и, как следствие, правительство ограничило нашу свободу, запретив проводить исследования подпространства и путешествия там, не разрешив самостоятельно решать проблемы Вселенной.
Мы должны были сдаться или умереть! И мы убежали!
С той поры продолжается безуспешная погоня. Гончие псы небес постоянно рыщут по нашему следу: мы — планета, преследуемая другими планетами. Ни одно место в космосе не является для нас безопасным. Для нас нигде нет убежища — осталось только подпространство со штормами, которые мы еще не можем укрощать.
Представь себе, Пол, что подпространство — это море, его поверхность — это известная нам Вселенная, планеты — корабли, а Странник — подводная лодка.
Мы выплываем на поверхность у пустынного берега, у какого-то Солнца, еще не застроенного искусственными планетами. Когда приближается погоня, мы должны погружаться. Иногда мы вовремя не успеваем убежать, и тогда, прежде чем мы исчезнем в жестокой темноте пустоты, нас вынуждают принимать бой. Мы уничтожили три солнца — они находились в далекой Галактике — только для того, чтобы сбить преследователей со следа! Может быть, мы уничтожили и какие-то планеты, но я в этом не уверена.
Иногда наши безжалостные преследователи объявляют перемирие и начинают переговоры, надеясь, что нас переубедят их аргументы, которыми, словно огнями дуговых ламп, напоена космическая тюрьма, но вскоре снова шлют на нас ракеты и смертоносные лучи.
Два раза мы ставили все на карту, чтобы найти другой космос, — мы убегали в подпространство и плыли, куда глаза глядят, но вихри, безумствующие в подпространстве, опять загоняли нас в ту же Вселенную, из которой мы так старались убежать. И у нас возникло тогда чувство, будто мы Продираемся через волшебный заколдованный лес или бредем по туннелю, который по странной случайности ведет в тюрьму, из которой его начали копать.
Мы — многоэтажная космическая станция; словно рыцари, мы объезжаем Вселенную — но не имеем при этом разрешения и из-за этого преследуемы законом. Но почему мы должны придерживаться этого закона?
Мы стараемся не изменять своим принципам, но это не всегда удается. Мы зря сделали столько зла на твоей планете, Пол, так мне, по крайней мере, кажется, но я не могу быть в этом уверена, потому что на Страннике я только слуга. Я скажу тебе только одно — я хотела бы, чтобы нас больше не проклинало ни одно живое существо, я хочу, чтобы мы опять нырнули в темные волны подпространства. Говорят, что на третий раз обязательно тонут — ну что ж, пусть так и будет!
Голос ее неожиданно прервался, и она воскликнула:
— Ах, Пол, мы хотим защитить свои прекрасные идеалы, а не только приносить вред. Удивляет ли тебя, что нас манит смерть?.
Тигрица замолчала. Через мгновение она сказала спокойным, хотя и несколько холодным тоном, словно снова замкнулась в себе:
— Я уже все сказала, обезьяна. Если обезьяна хочет, она может теперь считать себя более благородной, чем кот.
Пол очень тихо втянул воздух в легкие и расслабился. Его сердце колотилось. В других условиях он, может быть, поспорил бы с Тигрицей и постарался бы высказать свои определенные сомнения, но теперь перед его глазами стоял только ее рассказ, словно выгравированный на сверкающих вокруг звездах, бриллиантовый сценарий, все объясняющий.
Кабина — это сверхъестественное орлиное гнездо — так напоминала сонное видение или, как это шутливо говорится, картину, видимую глазами души, что Пол не знал, является ли то, что он переживает, плодом его воображения, или же он в действительности находится в большом звездном космосе: впервые воображение и действительность были неразделимы.
Без малейшего усилия он оттолкнулся руками от большого теплого окна и посмотрел на это фантастическое существо, которое сейчас больше, чем когда-либо, напоминало худенькую балерину в одеянии кошки. Она лежала на животе, вытянув лапы и подпирая передними лапами высоко поднятую голову. Всматриваясь в ее профиль, Пол увидел курносый носик, высокий лоб и остроконечные уши. Кончик хвоста медленно и ритмично двигался на фоне звезд. Она выглядела, словно стройный черный сфинкс.
— Тигрица, — тихо произнес он, — когда-то на моей планете жила длинноволосая обезьяна, которая часто бывала голодной. Она прожила совсем немного и умерла молодой. Ее имя было Франц Шуберт. Она сочиняла сотни обезьяньих песен, баллад и музыкальных пьес К одной из них Шмидт фон Любек (это обезьяна, о которой сейчас никто не помнит) написал слова. Мне пришло в голову, что эта песня словно написана для тебя и твоих товарищей. Во всяком случае, она названа в честь твоей планеты — «Странник». Я спою тебе эту песню… — начал он, но тут же остановился. — Пожалуй, я спою тебе эту песню на моем родном языке, немного изменяя некоторые слова, чтобы лучше приспособить смысл к твоей ситуации. Но общее настроение и главные фрагменты останутся без изменений.
Пол услышал тихий напев. Высота тона была идеальной. Он понял, что Тигрица прочла в его мыслях фортепианный аккомпанемент и теперь воспроизводит его, создавая впечатление грусти, которую не смогло бы передать даже фортепиано.
Он начал петь с шестого такта:
Я грустным прибываю со звезд отдаленных, Странствую дальше, совершенно один, Из глубины вьющихся обширных дорог. Где дорога? — есть у меня вопрос. Пространство сумрачно, а солнце — серо, цветы поблекли, жизнь стара, Стихают разговоры, нарастает крик, Где бы я ни был, меня никто не знает. Где этот космос дивный, Страна несбывшихся мечтаний, Везде расцвеченный надеждой, Украшенный огоньками звезд? Земля, для братьев моих готовая, Где снова оживут умершие, Там, где зазвучит родная речь, Где ты? Я странствую дальше, совершенно один, Где дорога? — есть у меня вопрос И шлет пространство страшный мне ответ: Твое место там, где тебя уж нет.